Сколько там дано охотоведу?
Что молчишь, кукушечка, скажи!
Может, плюну, — в Питер перееду
К дяде Саше делать муляжи
Птиц своих, каких доохраняю
Скоро… Что-то я совсем раскис.
Из природы — лавку… Я не знаю…
И опять шепчу себе — держись!

И вчера, не выходя из джипа:
«Э, брателло, кто тут егерёк?
Вот бумага. Глухаря, ну, типа,
Завалить хочу, сходить на ток.»
У таких всегда и всё в порядке —
Ружья, документы, внешний вид:
«В пять утра жду завтра у палатки,
Если опоздаешь — без обид.»

Нехотя лазоревы ресницы
Поднимал проснувшийся восток,
Собирались радостные птицы
В свой лесной заветный уголок.
Ну, а мы по насту, без дороги
Шли в ночи на тусклую звезду…
И смотрели вслед лесные боги,
Чувствуя грядущую беду.

Я певца услышал на подходе.
Ладно, пусть охотник поглядит.
Мы — к нему и он затих, как вроде…
Да какое?! Вот же он сидит!
И брателло радостно-счастливый
Тут же взялся оптику тереть…
«Улетай, прошу тебя, родимый!» —
И стараюсь как-то пошуметь:
И стволом — об ствол, и сук — за свитер.
А глухарь сидит себе, поёт…
«Улета-а-ай!» Но грохнул сзади выстрел.
Слава Богу, он пошёл на взлёт.

Растворилось эхо на болоте,
Пряча взгляд, восход заледенел…
Он был мёртв. Ещё тогда, на взлёте.
Но и мёртвый на излёте — пел.
Вдаль умчался ветер с чёрной вестью,
Тучи, свесив днища, дали течь…

Мне бы так — с достоинством и честью —
Встретить браконьерскую картечь…