Дела в бане шли неплохо, мы прилично зарабатывали, не забывая, разумеется, и заведующую Ларису, «отстёгивая» ей ежемесячно от каждого класса. Это была обычная в то время практика, только об этом вслух никогда не говорили. Коллектив был очень разношёрстный, но все уживались. Мой напарник, правда, мог уйти в запой, но это бывало редко. А вот Галка с первого этажа могла напиться и на работе, и последнее время это бывало всё чаще. Перед тем, как Люда, её напарница, ушла в отпуск, Лариса персонально предупредила Галку, чтобы та была две недели «как стёклышко». Та клятвенно пообещала, но на третий день к часу дня была уже «в дупель». Об этом Лариса узнала от посетительниц, которые пришли жаловаться.
Лариса отправила Галку домой, а на следующий день потребовала, чтобы та написала заявление «по собственному желанию», если не хочет быть уволенной по статье. Галка пыталась извиняться и давить на жалость, но Лариса была неумолима. Галке удалось только вымолить разрешение доработать положенные две недели.
Через два дня я получил повестку. Предписывалось явиться по адресу: Литейный пр., дом 4. Все в Ленинграде знают, что это — адрес печально знаменитого Большого дома, про который невесело шутят, что из его подвалов виден Магадан. Придя на работу, я узнал, что Лариса на работу не вышла, а такие же повестки, только на разное время, получили все банщики и банщицы.
Вскоре всё выяснилось. Галка, разозлившись на Ларису, написала заявление в милицию о том, что заведующая якобы вымогает у подчинённых взятки. Ларису задержали, а всех нас вызвали на допрос в качестве свидетелей. «Пока — в качестве свидетелей», как зловеще пошутил Витя с первого этажа.
В Большом доме следователь, широкоплечий мужчина лет сорока, долго задавал множество вопросов, в том числе и о том, почему я, человек с высшим образованием, работаю в бане. Понимая, что при желании он всё равно докопается до истины, я рассказал, что подавал документы на выезд из СССР и меня вынудили уйти из НИИ.
— А теперь начистоту, Дмитрий Михайлович, вымогали у вас взятки?
— Нет, — спокойно ответил я.
— Вы, наверное, решили нахапать побольше и увезти за рубеж!
— При выезде из СССР не разрешается вывозить деньги и ценности, — объяснил я.
— А ведь ваша заведующая может признаться! Если так — то вы за лжесвидетельство получите срок! Так что подумайте.
— Не о чем мне думать.
— Смотрите! Другие банщики признаются, да ещё и на вас покажут, что вы, идейно не наш человек, их на это дело подбили! Как бы вам не уехать вместо Запада на северо-восток!
Разговор в таком духе продолжался больше двух часов. Я старался отвечать спокойно, но, когда мне наконец подписали повестку и я вышел на улицу — купил пачку сигарет и закурил, хотя бросил курить лет за десять до этого.
Через день Лариса вышла на работу. Hо всех продолжали вызывать на допросы и очные ставки с заявителем — банщицей Галкой, сначала в Большой дом, затем — в прокуратуру. Оказалось, что наша уборщица, Галкина собутыльница, сказала, что якобы видела, как Лариса получала взятку. Однако следователь прокуратуры подловил её на несоответствии в показаниях.
— Повезло вашей заведующей, что это не при Андропове произошло, — поделился со мной следователь. — Тогда бы точно её посадили!
Вскоре мне пришло долгожданное разрешение на выезд из СССР. Дело о взятках не было закончено, но я решил, что для меня теперь всё позади. Как выяснилось, это было не так…
Окончание следует