У моей свекрови две привязанности — кофе и Феназепам. Утром она пьет кофе, чтобы проснуться, а вечером — Феназепам, чтобы заснуть. Мне нравится ее подход к делу. У каждого человека должны быть какие-то простые константы, которые скрепляют бытие.
Ирина Сергеевна приезжает к нам из Владивостока раз в год, чтобы повидать внука, а заодно съездить в Европу. Но поскольку в Европе она находится в три раза дольше, чем у нас, то можно сказать и наоборот: что она едет отдыхать в Европу, а заодно навещает нас.
Ирина Сергеевна приезжает с красной икрой, морскими гребешками и жареной камбалой.
Главная тема нашего разговора — это ее бывший, теперь уже умерший муж. Муж не любил Ирину Сергеевну с первого дня свадьбы. Он даже женился на ней лишь для того, чтобы досадить своей бывшей девушке. Справедливости ради нужно сказать, что и сама Ирина Сергеевна вышла замуж не по любви, а потому, что жених был перспективным активистом по комсомольско-партийной линии. И тут она, кстати, не ошиблась, потому что в 90-е из большого активиста он превратился в небольшого миллионера. Но это совершенно не добавило счастья ее жизни. А других мужчин у Ирины Сергеевны не было.
И вот из года в год я слушаю ее монолог об этой великой нелюбви, в котором мне известно каждое слово.
- Почему вы сразу не развелись? — спрашиваю я.
- тогда это было не принято. А потом я забеременела, надо было думать о ребенке…
- Ага, о ребенке, — вставляет муж. — Знаешь, мама, какое у меня самое первое воспоминание в жизни? Как вы с отцом склоняетесь надо мной и орете друг на друга, мне страшно, я плачу, и вы начинаете орать еще громче, чтобы перекричать мой плач. Мне было всего два года и я до сих пор это помню.
Мы молча едим жареную камбалу. И я пытаюсь разбавить неловкость забавным фактом.
— Знаете, — говорю я, — почему у камбалы оба глаза на одной стороне?
— Такой уж уродилась, — отвечает Ирина Сергеевна.
— А вот и нет! Камбала рождается самой обыкновенной рыбой, спиной кверху и глазами по обе стороны. Но с возрастом она опускается все ниже, и постепенно полностью ложится на дно, на один бок, сливается с грунтом, плавательный пузырь исчезает. И тот глаз, который смотрит в дно начинает медленно переползать на противоположную сторону!
Я смотрю на собравшихся, но мою замечательную историю никто не слышал.
— Ну уж не такой ужасной была твоя жизнь! — говорит Ирина Сергеевна сыну.
- А я тебя ни в чем не виню! —  отвечает он. —  Просто не надо говорить, что ты не разводилась ради меня.
Он выходит из-за стола. Ирина Сергеевна вздыхает.
—  А что мне было делать? Все так жили. Есть муж и слава богу. Не пьет, работает — совсем хорошо. А все эти нежности — тогда это вообще не принято было. Степан Николаевич не разрешал брать сына на руки — хотел чтобы из него вырос мужчина… Конечно, с мозгами у него не все в порядке было, кричать он начинал прямо с порога, этого уж я ему не спускала. Но он же был начальник! А мне и пойти было некуда. Что я могла сделать?
Я хочу напомнить Ирине Сергеевне, что даже камбала нашла выход из ситуации - она ушла на дно, и силой воли передвинула свой нижний глаз на сторону света…
Но ещё больше я хочу у нее спросить — сколько раз вы брали сына на руки, когда он был маленький? Сколько раз утешали, хвалили, прижимали к сердцу? Я хочу ей рассказать, что когда мы познакомились, ее сын не умел обниматься, он просто не понимал зачем это нужно, у него не было потребности в человеческом прикосновении, потому что это закладывается в детстве. Я хочу рассказать ей, что каждый раз, когда я его хвалю он настороженно спрашивает - «Что-то случилось?».
Но я не говорю всего этого, потому что передо мной старая недолюбленная женщина. И ее великая большая нелюбовь — все, что у нее осталось.
- Ирина Сергеевна, хотите я вам дам половину персика? — спрашивает мой сын. Он разламывает персик и, немного подумав, протягивает бабушке большую часть фрукта.
— Ну вот, — говорит Ирина Сергеевна, — теперь у тебя вся майка в соке.