ПРОЯВЛЕНИЕ
*
Никого из родных
не застигнет фотограф врасплох:
за игрой в шахматы,
прополкой грядок,
ездой на велосипеде.
Все пристально глядят в объектив,
насторожившись, надев
приветливые улыбки,
охраняя от незваных гостей
хрупкое равновесие
своего черно-белого времени.
Зрение обращается в слух…
*
Свет. Черно-белая вода.
Лицо, пока еще не в фазе
старенья. Бледный карандаш
проводит родственные связи.
Смеется молодой отец,
желтеющий с собой в разлуке
и забывающий о тех,
на чьих плечах он держит руки.
*
Вот они — совершенные, прекрасные
тетя Нина, тетя Женя, дядя Гена
под солнцем неувядаемой молодости.
Кто же посмел пририсовать
им, безупречным,
отечные ноги, шишки на пальцах,
впалые небритые щеки?
Кто без спросу склонился однажды
с химическим карандашом
над этим предвечным миром?
*
«Бабушка, чья рука на твоем плече?» —
«Муж Оксанин. Гадкий был, приставал…»
Аккуратные ножницы
отправляют безликого в небытие. 59 лет
тянутся для него нескончаемым кошмаром.
Шарит впотьмах, верх и низ перепутав,
ищет плечо на холодную ощупь,
режет ладонь о края
ломкой бумаги…
*
Застыньте перед камерой на три
секунды — станете как боги.
Познаете: мир прост и черно-бел.
Ни складок, ни морщин не знает тело.
Ветвящийся орнамент целлюлита
навеки стерт. Лишь блики на воде
и пики гор над облачной грядой,
на заднем плане.
*
Ремень и портупея перечеркивают
молодцеватую фигуру.
«Фуражку чуть выше, пожалуйста».
Немигающий взгляд из-под козырька.
«Сколько я должен за снимок?»
Нет-нет, не здесь, не сейчас.
На сопках Маньчжурии,
на дальнем пограничье,
где воздух железным пунктиром прошит
и земля солона на губах —
там и расплатитесь.
*
Снова открыто окно во двор
снесенного дома.
Вот они выходят одна за другим,
занимают места на дорожке,
где с неба свисает
беременная ветвь абрикоса.
Тетя Ася, дядя Яша, тетя Вера
и с ними другие, кого не помню, не знаю.
Все тесней и многолюдней во дворе,
а гости прибывают, глядят в объектив
в ожидании птички.
*
Я не вижу, что вдалеке.
Я кусок своего времени.
Мне сподручнее налегке,
привычней без роду и племени.
Библиотека моя — электронная книжка,
и в айфоне мой фотоальбом.
Все труднее ушедших удерживать за руки
с каждым днем.
*
Только бы не таскать из XX-го
в XXI-й пыльные талмуды
с вываливающимися на ходу
пожелтевшими карточками…
Все меньше за душой
этих молодых неподвижных лиц.
Мне уже не развесить их плодами на древе,
не справиться с оцифровкой.
Не угнаться за черно-белой жизнью, текущей
со скоростью 24 кадра в десятилетие.
Но что-то мешает
щелкнуть затвором и выпустить навсегда
беспокойную птичку памяти.