Мне очень хотелось, чтобы майор выяснил у Воронецкого, почему он не убил меня. И наконец, я дождалась.
Майор посмотрел в мою сторону, видимо опасаясь за мои чувства и спросил:
— Почему вы не убили Екатерину Куликову?
На какую-то секунду я увидела напротив себя Джека, но он быстро исчез, отдав место Воронецкому:
— Я не видел смысла в этом убийстве.
Майор вспыхнул:
— А в остальных тридцати смысл был?
— Да. Я хотел получить удовольствие. И я его получал.
— А Екатерина Куликова доставляла вам удовольствие в живом состоянии?
— Ну да, раз я ее не убил.
Тут в разговор вступила старший лейтенант, которую видимо задело, что я какая-то уникальная:
— И чем Екатерина Куликова оказалась лучше остальных?
— Она идеальна.
Старший лейтенант хмыкнула.
— А зачем вы переписали на нее дом, в котором совершили тридцать убийств?
— Бостонский синдром.
Я почувствовала, что медленно теряю сознание. Не знаю, чем закончился этот допрос, но я пришла в себя в коридоре отделения на кушетке. Рядом сидел майор. Я села, но почувствовав легкую тошноту, схватила его за руку. Он судя по всему был не против.
— Вы нам очень помогли, Екатерина, спасибо. Вот деньги, которые передал ваш муж. Тут хватит и на гостиницу, и на билет до Москвы. Короче говоря, тут много. Наверное, вы правы. По телефону он дал понять, что начал новую жизнь. Так что деньги он прислал, а в квартиру вас пустит соседка пенсионерка. Так что держите…- Он протянул мне деньги, бумажку и какие-то ключи. — Это адрес дома, который оставил вам Воронецкий и ключи от него. Не знаю, хватит у вас смелости туда вернуться. Да и что вы будете с ним делать. Купить его вряд ли кто-то захочет. Но так или иначе, мы закончили там работать. Можете поехать, осмотреть. А вообще, мой вам совет. Возвращайтесь домой, в Москву. К родным. К друзьям. Отдохните немного, а потом начинайте жить, устройтесь на работу. И постарайтесь забыть все, что с вами произошло.
Я вытянула вперед руки и показала ему, как они дрожат:
— Мне страшно.
Он рассмеялся:
— Вы боитесь? Это же абсурд. Чего вы вообще можете бояться в этой жизни? Вы — женщина, которая облапошила серийного убийцу до такой степени, что он сказал, что вы идеальны. Что вас пугает, Екатерина?
— Жизнь в 2018 году.
Он понял это по-своему. Решил, что после полутора лет изоляции я боюсь вливаться в социум.
— Ничего. Наша современная жизнь не дает расслабляться. Вернетесь домой, начнете крутиться, вертеться, и все встанет на свои места… И… Екатерина, можно задать вам один вопрос?
— Конечно, — Я улыбнулась.
— Знаете, мы так и не догадались, что такое бостонский синдром. Может он перепутал его со стокгольмским? Вы знаете, что он имел ввиду? Нет, я как мужчина его понимаю. Я бы, простите, тоже вас не убил. Но что это за синдром? Вы влюбились в Воронецкого?
— Нет! Нет! — Меня передернуло от страха, когда я вспомнила этот непроницаемый ледяной взгляд. — Как можно в него влюбиться? Конечно нет. Просто мне надо было выжить. Я соглашалась на все. Сидела в подвале. Днями, неделями, месяцами. Должно быть у моих предшественниц не было столько терпения. Но я очень не хотела умирать. Может, он назвал мое терпение бостонским синдромом… Не знаю… И не думаю, что когда-нибудь узнаю…