Наполненное событиями советское детство.

Приятеля Мишку остановили «поговорить» залетные гопники.

«Ну, че, жиденок, че ты такой ссыкливый? Хочешь проверить, кто из нас сильней бьет?»

Одного не учли — дело было во дворе, а на верхней лестничной клетке одного из подъездов мы собрались тайком покурить. В открытое окно все было прекрасно слышно.

Похватав из «тайника» ножки от тумбочки, будто специально сделанные, как удобные дубинки, выточенные конусом, покрытые черным лаком, с утяжелением на конце в виде резьбового соединения, мы вихрем слетели по лестнице и выкатились во двор.

Стали полукругом позади Мишки.

С Мишкой нас стало пятеро против троих.

Нас было больше, у нас было оружие, мы были решительно настроены.

Дальше разговор шел матом. Тщательно выбирая непарламентские выражения, мы объяснили пришлым, что им надо как можно быстрее покинуть поле несостоявшегося боя, иначе им будет больно и унизительно.

И если вдруг, еще раз, мы увидим, или узнаем, что они посмели побеспокоить Мишку, мы их обязательно найдем, и сделаем им больно и унизительно.

Потом мы пошли пить пиво на стройку. Пиво надо было наливать в трехлитровые банки. Одной банки на пятерых было мало, и Мишка стащил пустую банку у бабушки. Вернул потом, она и не заметила. Пиво нам тогда еще не продавали, попросили купить грузчика из магазина. Подарили ему за это пачку «Примы».

Нам не нравилось пиво, но это был один из многочисленных обрядов инициации, перехода советской детворы во взрослую жизнь.

Сейчас трудно вспомнить, но, кажется, именно этот случай укрепил нас в понимании, что «свой — чужой» это не национальность.

Мы живем в разных странах, а кого-то и вовсе нет на этом свете.

Но почему-то мне хочется верить, что если что-то случится, те, кто еще на этом, найдут ножки от тумбочки и станут позади меня.

Не впереди, а сзади.