Не смерти «вообще» теперь боюсь я,
мне страшно некрасиво доживать
и немощность, как злое послевкусье
от опьяненья жизнью испытать.
Я заготовлю мышьяка и цианида,
зашью во всю одежду, что на мне,
чем раньше я отчалю в Атлантиду,
тем меньше проваляюсь я в говне.
Забьется поп в истерике: Не смейте,
суицидальщину у церкви хоронить!
Но я скажу, пускай и после смерти:
Харе, мордатый, в камере бузить!
Я здесь родился, здесь — неподалеку,
меня катала мама у могил,
и, если б тут когда-нибудь прилег я,
тебя, смотрящий, точно б не спросил!
В былые дни Советского Союза,
где я бывал — ты никогда не жил,
под рясой спАло нынешнее пузо
и не горел религиозный пыл.
Короче, так: ты, помахав кадилом,
бери «ноль-семь» и приходи ко мне,
постой у свежеслепленной могилы,
я знаю, и тебе от страха — вилы,
хоть ты посредник Бога на земле.