Время горячего — сердца или глинтвейна,
тёплого, влажного шёпота меж лопаток.

Мы могли стать героями книги, прожить мгновенно, мы могли спать спокойно, поскольку не виноваты.
Простучав эту жизнь каблуками о мрамор лестниц или пальцами, как на печатной машинке старой,
мы могли бы очнуться однажды на мокрой летней нашей общей веранде клубящимся чайным паром.
Виноградной лозой. Кем угодно и чем угодно. Преломлять, как две призмы, друг в друге любовь на блики.

Завтра утром наш город проснётся от нас свободным.

К сожалению, это значит совсем безликим.

Сегодня листву не колышет, ты дышишь тише,
ты режешься о согласные, как о бритву.

Вселенная не мешает, поскольку слышит, как тебя вдоль рассекают иные ритмы.
Вписаны в шарж апрельской архитектуры, мы продвигаемся к летнему коридору.
Зелень, сквозняк, повороты, мы много курим — дым заменяет нам сложные разговоры.
Дым затемняет нам лёгкие эпизоды, каждому добавляя локальной драмы.
Зимы уходят, откашляв итоги года, чтобы представить улучшенную программу.
Сегодня мы клинопись мшистая меж камнями, мы затхлая влага подъездов, открытых веснам.
Колючий ольшаник из мыслей в молчащей яме, царапая нас изнутри, дотянулся к звёздам.
И мы, размотав колючее и больное, надеемся на понимание или жалость.

Все ледяное оттает.
Потом заноет.
… показать весь текст …

Мы долго жили на верхней ноте, на магистралях, внутри дилемм. Я знаю все о твоей работе, сердцах на взводе, последнем взлёте, когда отказывают в руле. За эти годы, пути и выси я научилась разоблачать. Не надо песен, не надо писем — на обороте нам мастер высек, кому нас вовремя получать. Такое дело, на небе праздник, и всем раздарено по ключу. И старый мастер смеется, дразнит, что мы похожи, но мы — для разных.
Людей, часов, городов и чувств.