Если, скажем, в сорок, ты приводишь себя к дивану,
как к большой концепции жизни, и диван протерт,
тишина заливает уши, ты уже не встанешь,
потому что без внутренней войны ты считай, что мертв.
Ты считай, что мертв, и ни нерв, ни нрав твои будни
не заставят больно гореть до прожженных стен.
Ты пойдешь на работу, разглядывая сотрудниц,
как журнальных женщин с равнодушием импотента.
Потому что без духовной войны, без огромной силы,
твоя жизнь превращается в ватман или в вату, в клей
или ил — ты по пояс, и вроде бы уже не выплыть,
или может быть с годами ты просто все тяжелей.
Так что бей себя по щекам — до крови, до рыка,
до нательной поэзии — срезай, голодна строка.
Из груди своей алой боль и спелую землянику
собери в кулак и борись — к своим сорока.