Одуванчики
И когда, уже исхудав на треть,
календарь не в силах сокрыть весну,
и когда ещё ничем не согреть,
но уже появляется, чем блеснуть,
вспоминают дети, что есть пломбир —
и на палочке, и в стаканчике —
и врываются в чёрно-белый мир
одуванчики.
Как земля горящая — Трансвааль,
как «Наверх вы, товарищи, по местам!» —
так они взрывают собой асфальт
и бросаются под поезда.
Поезда стучат: сотни вёрст — на юг
и не меньше тысячи — на восток.
Сто голов полягут под перестук,
но и выживут — тысяч сто.
Ненадолго съёжатся в ранний час,
а над ними взойдёт заманчиво —
словно дух святой — и они торчат:
«Он из наших, из одуванчиков!»
Пусть грозу газонов, позор садов
выдирают с корнем — держись, держись,
ведь почтенной старости нимб седой
обещает вечную жизнь!
И они восходят, желты, дружны,
пусть кому дано — сотворит вино,
а вообще-то вроде и не нужны,
разве что безгрешному — на венок.
Но когда в апреле сыра земля —
с чем покончено, что не начато —
дрогнет сердце: вот он, отсчёт с нуля —
с одуванчика.