Пляши, пляши, мой печальный шут. Корми толпу и смеши людей.
На мостовой голоса и шум, и время бьется — сейчас и здесь.
Терпи побои, ты к ним привык — что сделать челяди площадной,
когда ты видишь такую высь, что не сравнится с их мрачным дном?
В тебе, насмешливом, хлещет жизнь — словами, горлом. Ты гол и нищ.
Держи ладони мои, держи, — через касание льются дни,
одни и те же — с тобой, другим, совсем другие — с тобой одним.

И смолкнут на мостовой шаги.
И голосов оборвется нить.

Но мне — с тобой, а совсем не к ним.

а за правильным из глаголов,
как обычно, еще — тянись.
приходи ко мне только голым,
без привычной тебе брони.
предрассудки про защищенность —
это, в общем-то, не ко мне.
потому что не быть прощенным
не признавшемуся в вине.
отгораживаться от лишних,
запрещать: «не разрешено».
тем страннее, что вновь не ищет
связи кто-то, совсем родной.
всех чужих отводя рукою,
убедительным «не рискуй»,
… показать весь текст …

Время горячего — сердца или глинтвейна,
тёплого, влажного шёпота меж лопаток.

Мы могли стать героями книги, прожить мгновенно, мы могли спать спокойно, поскольку не виноваты.
Простучав эту жизнь каблуками о мрамор лестниц или пальцами, как на печатной машинке старой,
мы могли бы очнуться однажды на мокрой летней нашей общей веранде клубящимся чайным паром.
Виноградной лозой. Кем угодно и чем угодно. Преломлять, как две призмы, друг в друге любовь на блики.

Завтра утром наш город проснётся от нас свободным.

К сожалению, это значит совсем безликим.