В разное время в тюрьмах сидели немало классиков мировой литературы. Мигель Сервантес написал своего «Дон Кихота» практически за решёткой, Мольер провёл какое-то время в долговой яме. Поль Верлен и Оскар Уайльд отсидели — один в Бельгии, другой в Англии. Александру Радищеву и Николаю Чернышевскому довелось хлебнуть тюремной баланды. Достоевский сначала был приговорён к казни, а потом сослан на каторгу.

*

Но всех перечисленных писателей, поэтов и драматургов всерьёз преступниками назвать нельзя…
… показать весь текст …

Я нужен литературе, как ей нужен каждый индивид, способный мыслить и творить.

«Сказка о добре и зле.
Однажды, собрались Воины Света и отправились на битву с силами Тьмы.
Долго длилось сражение, но добро, как и должно, победило.
Усталые возвращались воины добра домой, одежды почернели от грязи и крови.
Пришли, а люди не узнают их. Кричат :"Прочь силы сатанинские!»
С грустью убили неразумных людей, что бы не путали добро со злом…"
Михаил Харит «Рыбари и виноградари»

Постельные сцены в фанфиках (любовного жанра) — это как прыжки в фигурном катании!

Они нужны. Необходимы, но всё зависит от их количества, качества и нужности в конкретном месте работы.

Ведь, смотря фигурку, иногда невольно представляешь программы без прыжков и одни из самых лучших те, которые умудряются не потерять в качестве…

«Триполи огромен, а кажется маленьким,
карманным.
Жмется к морю всеми прыщиками домишек.
Вообще, местные города — малоприятное зрелище для тех, кто привык к темно-зеленым сказочным деревушкам Австрии на берегах идеально темно-синих озер.
Деревушки пахнут озоном и лесом.
Тут в воздухе запах пыли и хлеба.
От апельсинов в Триполи осталось не больше, чем от кедров в Ливане — название, память и лишь иногда едва проявляющиеся остатки запаха.»

Франц Вертфоллен «Заметки для Штази. Ливан»

Ежедневная доза литературы, как наркотик для МЕНЯ!!!

Боятся обычно авторы, а не критики.

Хиляль играет с закрытыми глазами, словно в трансе. Я смотрю, как смычок порхает над скрипкой, почти не касаясь струн и рождая мелодию, которой я прежде никогда не слышал и которая сообщает мне и всем остальным что-то такое, что непременно нужно услышать. Иногда девушка замирает, а в следующий момент кажется, будто она предаётся экстазу, танцуя вместе с инструментом; но в основном движутся только её руки.
Каждая нота пробуждает в нас воспоминания, а вся мелодия рассказывает удивительную историю, историю души, что тянется к другой душе без страха быть отверженной.

Иногда литературному критику кажется, что он вынес книге приговор; когда в действительности всё было наоборот: книга приговорила его.

Все было гладко, пока я читал Пушкина. Но я открыл Лермонтова и… Пушкин стал меня ревновать. Тогда я стал читать одновременно и Пушкина и Лермонтова, у меня развилось косоглазие, но Пушкин даже не догадывался, что у меня на столе сразу две книги. Когда я добавил к Пушкину и Лермонтову еще и Достоевского, Достоевский сразу заметил подлог и рассказал все Пушкину.
— Как? Ты меня предал? — возмутился Пушкин.
— Нет, я читаю три книги одновременно, — оправдался я.
Но Пушкин обиделся и закрылся навсегда. Его книги я открыть больше не мог. А Достоевский ябеда, его я тоже больше не читал.
Тогда я влюбился в Лермонтова и Лермонтов мне разрешал иногда читать еще и другие книги разных писателей.
Так что всем рекомендую: читайте Лермонтова, он не ревнивый.

Лучше не читать, чем читать поверхностно — иначе какой смысл в книгах?

Все известные писатели, известные своими произведениями, известны известно чем — своими произведениями. И эти произведения, причем каждое из них, как бы повествуют некий сюжет. Все логично и продумано. Все мастерски описано и изложено… И вглядываясь вглубь временного пространства, проходя мимо этой длинной очереди мастеров своего дела, а их дело — Слово, я тужусь понять — почему ни один из них не создал произведения, в котором не говорится абсолютно ни о чем, то есть нет никакого сюжета и смысла…
… показать весь текст …

Взлет популярности этого корифея массовой литературы был столь же стремителен, как полет использованного пластикового пакета, выхваченного порывом ветра из груды строительного мусора.

Настоящий Папа Карло должен построить дом, посадить дерево, вырастить, спилить и выстругать себе сына.

КНИГА
Коль душу одолеет скука
И не хватает чувств и слов,
Я в Книгу захожу без стука,
Сил наберусь и… был таков.

А. П. Чехов, всю свою жизнь безуспешно боровшийся с пошлостью, в знак своего разочарования и отчаяния от безуспешности борьбы, свое известное произведение «Толстый и тонкий» хотел назвать «Жиртрест и жердяй». Но, однажды, наблюдая из окна публичного дома за воробьями, купающимися в дорожной пыли, взял да и передумал…

«Неужели у русской литературы впереди только великое прошлое?»

«Графомания имеет такое же отношение к литературе, как урчание пустого желудка к оперному пению».

Минут сплошная полоса,
И в ней мы создаем себя…
Нас за собой ветра зовут.