и вообще, вообще, во-об-ще не трогают, приобнять-увидимся-позвоню, над тобой смеётся луна двурогая, превращая улицу в авеню. над тобой хохочут снежинки юные, упадут, растают, а смех звенит в голове гитарою семиструнною, солнышком, болеющим за «Зенит».
а вот ты собой представляешь месиво, смех и грех, антикварный салон обид, и куда ни пойдешь, всё тебе невесело, пусть тебе семнадцать не дать на вид, а как будто уже пятьдесят с копейками, столько прожито-высмотрено-смешно, что тебя не спасти уже ни аптеками, ни одним талантливейшим кино, и красивым платьишком не обрадовать, Невский — это больничный твой коридор. ты бы научилась себя оправдывать, но твоя профессия — прокурор, отчим — Жорж Батай, мачеха — депрессия, порт приписки — френдзона, антикафе, и стипендию ты называешь пенсией, и мечтаешь об аутодафе. ты сама вполне хороша и правильна, не заведено уголовных дел, но на завтрак ногти ешь вместо пралине, потому он плевать на тебя хотел.
а тебе бы ткнуться в пиджак наглаженный да варить бы каши из топора и послать их всех — с их убойной ганжею, психотерапиями до утра, неаргументированными упрёками, бомбами, заложенными в стихи, всех, со всеми личными рагнарёками из гнилой разваренной требухи, с вискарем палёным в соседнем падике, чёрными лендроверами во сне…
ты сидишь в заброшенном детском садике, и тебя заносит январский снег. он проходит мимо и видит статую — чей-то древнегреческий пересказ.
он проходит мимо.
снег рвётся надвое.
ты уходишь, не поднимая глаз.
…пусть есть магнетизм противоположностей, только сплин всегда порождает сплин, я охотней верю закону тождества и тому, что клин вышибает клин.
тянется подобное лишь к подобному. двое — лучше, правильней, чем один,
но когда оно приводило к доброму,
если каждый бездну несёт в груди???