Я поспорил с весёлым буддистом.
Он упрямо стоял на своём:
дух мой будет счастливым, лучистым,
с предыдущим простясь бытиём.

Я сказал: — Но товарищей жалко!
И другая страшна мне родня.
Средь своих бы ни шатко, ни валко
повторяться до судного дня…

Он сказал: — Судный день — предрассудок.
Мы и божьим не верим весам.
Семью семь перемаявшись суток,
мать и родину выберешь сам…

- Что ты, что ты! Опомнись… Послушай:
этот догмат ваш — галиматья.
Да без мамы, без родины сущей
разве я это буду? Не я!..

Он взглянул на меня с сожаленьем:
- Декорации разве важны?
За летальным своим просветленьем
их забудешь, как смутные сны…

Он с буддистской своей теплотою
попенял мне по-братски чуток
и походкой своей молодою
удалился к себе на восток.

И безмолвно, но — долго, протяжно
вслед счастливцу кричал я всю ночь:
- Да пойми, не исчезнуть нам страшно —
нам расстаться, расстаться невмочь!