Один суровый мужик как-то загрустил. Сел на увядающую травку под облетающее дерево, дождался моросящего дождика и загрустил. И ничего его не веселило, ни креплёное, ни сухое, ни пятизвёздочное. Ни-че-го. Приятели его песнями развлекать пытались, ласковые бабы ню-хороводы вокруг него крутили, детишки медведей через бедро бросали — всё напрасно, грустит суровый мужик и текут по его небритому лицу то ли слёзы, то ли ещё какой конденсат.
И только Конь Фуций раскусил этого сурового мужика.
— Да он поэта из себя корчит! — заржал Конь Фуций. — Сейчас зарифмует чего-нибудь и всё пройдёт.
И точно! Вдруг суровый мужик вскочил, одну мозолистую руку в сторону отвёл, другую в карман сунул и прокричал заунывно:
«Ещё тепло, ещё грибы на ноги одевают шляпы
и осень листьями шурша, по лужам шлёпает босая.
Ещё следов на белизне не оставляют лисьи лапы.
Но ангелы на облаках уже снежинки вырезают…»
После чего сплюнул, хлопнул крепкого, баб-ню похвалил, ребятишек и медведей разогнал и домой отправился, похохатывая.