Странный маленький зверёк не на шутку занемог, плачет, просится на руки, видно вовсе не жилец. Все проходят мимо, мимо… Отворачивают взгляд. Можно их понять, конечно, ведь никто не виноват.
Ни один из нас, идущих, совершенно не причем, в этой повести, где каждый изначально обречён.
Страшно бедному зверьку видеть мёртвую треску, что на рыночном лотке разлеглась, как на песке.
Только мёрзлая треска под ударом тесака больше вызовет эмоций, чем страдания зверька.
Боль не прячут по кулькам, ГОСТа нет и ОТК… Нет цены, а значит — смысла в боли этого зверька.
Так приткнётся — не найдут, позабудется в бреду. Будет видеть луг зелёный, тихий-тихий летний луг. Норка, мама, братья, сёстры и постельки тёплый пух… Так тепло, когда все вместе… лапки… носики… хвосты…
Звуки колыбельной песни прорастут из темноты. Новый день приходит тихо, на луга выходят «му»…
Только ночь неотвратимо возвращается к нему.
Больше ничего не будет, луг и норка далеко. Только чёрные от боли два зрачка и шерсть торчком.
Так и сгинет он в грязи, за стоянкою такси. Будет маленький зверёк втоптан в землю тыщей ног.
Встанет радуга на небе. Кто-то скажет — «Это Бог…». Перекрестится и двинет грязью рыночных дорог. Никому и невдомёк — это с нами, сволочами, тихо-тихо попрощался слабый маленький зверёк.