Он удивлён:
- Как привольно в твоём посмертии!
В прошлом остались слёзы и запах тлена -
будто не наше сердце склевали беркуты,
будто не нас кромсали клыки гиены.
Вновь прорастая нежным цветком над прахом,
тёплые души к солнышку тянут шеи.
Призрак склоняет призрака:
— Скинь рубаху…
я к наготе твоей больше, чем вожделею.
Здесь нагота приравнена к подноготной.
Смерть нас вчера до сути с тобой раздела.
Как ты кончаешь в голос астральной глоткой,
мой искуситель яростный,
снявший тело?
Нет ничего сильнее живых энергий —
тех, что вросли легендами в код Вселенной.
Их лучезарный остов не точат черви.
В них вдохновенный Ветер скользит по венам.
Бьётся в истерике, крестится жалкий дервиш —
топчет разгневанно имя Таис Афинской.
Знает,
что смерть забирает лишь плоти ветошь.
Дух же не тленный просто меняет лица.
Я пробиваюсь в тысячный раз над гробом
с лёгкой беспечностью розовой орхидеи.
Хрупкую веточку искорени попробуй —
магию призрака женщины с тонкой шеей.
Чувствуешь,
в ней ещё больше тепла и света,
влажной порочности дикого океана,
спелой, медовой сладости злого лета.
В каждом порыве ветра —
её дыханье…
Пей…
прикасайся…
рви… обладай по праву…
Сколько б огонь ни жалил листву купины,
снова легенда нежностью прорастает,
ибо Любовь от века — неопалима.