Я тебя не вижу, не слышу, не знаю,
не ищу, не помню и чур меня, чур.
Не хочу нести я ни крест, ни знамя,
ждать, когда похлопают по плечу
и в глаза участливо: «что, так плохо?
Как тебе, по нраву, такой трофей?
Ты же всё искала, хоть в ком-то, бога,
а нашла в себе его, что теперь?
Как тебе трофей из кровавых капель,
быть своей для всех, но себе чужой.
Ты сама хотела нагой под скальпель,
ты хотела боли? Ложись и пой.
Да носись со знанием, как с котомкой,
что в ней, кстати? Библия и стихи?
Слезы крокодиловы? Доза ломки?
Ящик, где запрятаны Им грехи?
Что в тебе есть сущего, кроме веры,
в то, что чист и светел- не значит свят,
в то, что лучший, вовсе не значит, первый,
и что не отступник, то кровный брат.
Что «аз есмь» — не миг, а скорее вечность,
свет есть продолжение темноты.
И всё повторяется. Бесконечно.
И все повторяются. Как и ты.
Как тебе, по силам такая ноша,
поводырь ты, кованный из свинца,
гладить по щекам тех, кто гол и брошен,
знать, что нет начала и нет конца?
Это значит: нечего и боятся,
/если хочешь падать- вперёд, плашмя/
не держать кого-то и не держаться
за молитву: «Господи, помилуй мя».
Как тебе такое вот мироздание:
ведьмовство на грани букв, мыслей, чувств?
Я тебя не слышу,
не вижу,
не знаю.
Я тебя не помню.
Я учусь