Есть у меня кот. Даже КОТИЩЕ — здоровый, красивый, но с навозом вместо мозга. Звать Лаврентий, в честь нетленного Палыча Берии. Похож, с@ка, особенно в пенсне.
Очень резвый, но его GPS временами дает конкретные сбои и он одновременно хочет идти в юго-северном направлении, что ему, как ни странно, не удается. Была у него одна фича — любил гад с разбегу
залезать на дверные коробки до середины, уцепившись когтями,
естественно, портачил их своими когтями и, естественно, регулярно
отгребал за это положенную дозу женского полового органа. По ходу, ему нравился эффект адреналина, когда его ж@па ненавязчиво встречалась с чем-нибудь увесистым. Рефлекс работал исправно, поэтому, завидя любые мои телодвижения в его сторону, когда он сидел на боевом посту в полутора метрах над землей, вцепившись в коробку, этот тупой, но резвый комок шерсти отталкивался в сторону и в меру своих возможностей сваливал в ту сторону, где по его кошачьему пониманию должно быть безопасно и кара в виде несанкционированного отрывания конечностей его не настигнет.
Это место было за разобранной металлической кроватью, где его и правда не достать, а отодвигать кровать ради детской радости отвесить пушистому мерзавцу тумаков — лень. НО! Ко мне на ночевку месяца четыре назад должны были приехать гости и я кровать разложил, о чем кот, в силу своей кошачьей имбецильности, догадаться не смог.
Так вот, в этот знаменательный день четырехлапый дурень снова залез на дверь. Вставать мне лень, поэтому без отрыва от производства я делаю угрожающее движение, по пути хлопая в ладоши. Эффект достигнут — мудрый Лаврентий, справедливо рассудив, что килограмм пендалей на квадратный сантиметр откормленной жопы ему сейчас ни к чему, проторенным маршрутом срывается с косяка и, издавая скрежет когтей по паркету, лихо закладывает вираж и по-молодецки влетает в комнату. После чего раздается нехилый Бамс (вообще-то «п.и.з.д.ы.к», но я ж не буду тут ругаться) и в воздухе на десяток секунд повисает тишина. Потом из-за двери, покачиваясь, выходит косматый Шумахер с разбитой в кровь мордой и охреневшими глазами. Не ожидав подставы, это чудо, по-видимому заработало легкое сотрясение мозга, так как его жизнерадостная траектория совместилась с дислокацией железной ножки кровати. В глазах непонимание, каким это образом я получил в союзники железного стоячего полицейского и что ж теперь, собсно, делать. Мне аж жалко его стало. Мордочку я мерзавцу отмыл, зеленкой закапал, кровать вскоре опять сложил…
Но моторная память — самая сильная и теперь умудренный опытом Лаврентий временами печально сидит перед дверями и поглядывает на них со щемящей ностальгией, не предпринимая попыток вернуть бравые времена лихой скалолазной молодости.