Опускаю руки в струи снега…
Он идет с безумной высоты,
опускаясь свадебно, несмело,
на дома, на темные мосты.
Этот снег чудак. Он самый первый.
Самый-самый белый, как Любовь.
Ветер спрятался за белым деревом
и щенок у дерева оглох…
Он сидит, чернеет, смотрит в небо,
от снежинок не уводит нос.
Думает, наверное, (наверно!):
«Сколько белых мух! Сколько стрекоз!»
Я беру снежинку, как ромашку…
«Любит ли, не любит»…-ворожу…
… показать весь текст …

Какою грустью, жалостью повеет,
когда увидишь вдруг, как у дорог,
в темно-зеленой вышине деревьев
зажжется первый золотой листок!
И задрожит, как будто бы сквозь слезы…
И мама, обернувшись на меня
посмотрит вдруг так больно и тревожно,
как никогда до нынешнего дня…

От снегопада все оглохло,
как будто выключили звук.
Исчезли возгласы и вопли,
и скрип шагов, и взмахи рук.
На зданиях исчезли крыши,
к закату в сторону одну
машины двигались неслышно
пунктирной линией в снегу

Дурачилась под музыку. Смеялась.
Рукой махала, топала ногой.
А я смотрел на это, удивляясь:
давно не видел я тебя такой.
И сердце вдруг пронзила боль сквозная —
так слезы не могли порой пронять,
как этот танец… И тогда глаза я отвел скорее, чтобы не мешать.
Был потолок неровным. А у края
паук темнел, пятно ли — не понять…
Ты танцевала, в вечность улетая,
хотела беспредельность испытать!
У чувств своих, у прожитых, у края
боясь, что танец кончится опять,
тебя и танец этот понимая,
… показать весь текст …

Я слушал, затаив дыханье,
как платья легкое шуршанье
за вашими шагами шло…
Как будто зверь за вами крался…
Я так боялся, так боялся,
что прыгнет он! Но все прошло.
И вы уже остановились,
на вашем платье бледный вырез
блеснул серебряным веслом…
Ах, месяц, молодой чудак!
Как губы ваши улыбались,
глаза блестящие смеялись, —
то был любви печальный знак…