…Следующим к ней привели Дугласа.
-- Бабушка, кто же весной будет крыть крышу? Каждую весну, в апреле--так повелось с незапамятных времен,--на крыше поднимался перестук, точно ее долбили дятлы. Но это были не птицы: туда невесть каким образом забиралась прабабушка и под самым небом, весело напевая, забивала гвозди и меняла черепицы.
-- Дуглас,--прошептала она.--Никогда не позволяй никому крыть крышу,
если это не доставляет ему удовольствия.
-- Хорошо, бабушка.
-- Как придет апрель, оглянись вокруг и спроси: «Кто хочет чинить
крышу?» И если кто-нибудь обрадуется, заулыбается, он-то тебе и нужен.
Потому что с этой крыши виден весь город, и он тянется к полям, а поля
тянутся за край земли, и река блестит, и утреннее озеро, и птицы поют на деревьях под тобой, и тебя овевает самый лучший весенний ветер. Даже
чего-нибудь одного довольно, чтобы весной на заре человек с радостью
забрался хоть на флюгер. Это--час великих свершений, дай только случай…
Ее голос постепенно затих. Дуглас плакал. Она вновь встрепенулась.
-- Отчего же ты плачешь?
-- Оттого, что завтра тебя здесь не будет. Старуха поглядела в маленькое ручное зеркальце, потом повернула его к мальчику. Он посмотрел на ее отражение, потом на свое, потом снова на нее.
-- Завтра утром я встану в семь часов и хорошенько вымою уши и шею,--сказала она.--Потом побегу с Чарли Вудменом в церковь, потом на пикник в Электрик-парк. Я буду плавать, бегать босиком, падать с деревьев, жевать мятную жевательную резинку… Дуглас, Дуглас, ну как тебе не стыдно? Ногтиты себе стрижешь?
-- Да, бабушка.
-- И не плачешь, когда твое тело возрождается каждые семь лет или вроде
этого -- когда у тебя на пальцах и в сердце отмирают старые клетки и рождаются новые? Ведь это тебя не огорчает?
-- Нет, бабушка.
-- Ну вот, подумай, мальчик. Только дурак станет хранить обрезки
ногтей. Ты когда-нибудь видал, чтобы змея старалась сохранить свою старую кожу? А ведь в этой кровати сейчас только и осталось, что обрезки ногтей да старая, облезлая кожа. Стоит один лишь разок вздохнуть поглубже -- и я рассыплюсь в прах. Главное -- не та я, что тут лежит, а та, что сидит на краю кровати и смотрит на меня, и та, что сейчас внизу готовит ужин, и та, что возится в гараже с машиной или читает книгу в библиотеке. Все это--частицы меня, они-то и есть самые главные.

«Вино из одуванчиков»