Чтобы ты не спилась, не сошла с ума, не упала замертво в грязь
надо было стать каменным, как стена, и тогда, ко мне прислонясь,
ты могла бы жить, и я стал стеной, и стою, всем бурям назло
и ты знаешь, что самой лютой зимой от меня исходит тепло.

Чтобы ты могла ходить в магазин, покупать себе чай, гранат,
выбирать себе йогурт и апельсин, я к тебе не пускаю ад,
там, за мной, череда одиноких дней, водка, смерть и мерси боку,
я открыл клубничный, милая, пей по маленькому глотку.

Кто-то смотрит на воду, а кто на огонь, только я на тебя смотрю,
и могу так смотреть до конца времен, просто руку держать твою,
потому что любовь — это божество, и оно управляет мной,
и не имеет значения ничего, кроме тебя одной.

Чтобы ты не спилась, не сошла с ума, не упала замертво в грязь, надо было стать каменным, как стена, и тогда, ко мне прислонясь, ты могла бы жить, и я стал стеной, и стою, всем бурям назло и ты знаешь, что самой лютой зимой от меня исходит тепло.
Чтобы ты могла ходить в магазин, покупать себе чай, гранат, выбирать себе йогурт и апельсин, я к тебе не пускаю ад, там, за мной, череда одиноких дней, водка, смерть и мерси боку, я открыл клубничный, милая, пей по маленькому глотку.
Кто-то смотрит на воду, а кто на огонь, только я на тебя смотрю, и могу так смотреть до конца времен, просто руку держать твою, потому что любовь — это божество, и оно управляет мной, и не имеет значения ничего, кроме тебя одной.

Когда в небо взлетает блэкбёрд, муравей обретает крылья,
выбегает на центр танцпола, уже поддатый,
и пока он месит пространство в четыре кия,
его сердце от борта в угол влетает пятый.
И когда она приходит за ним в ночное кафе не в Арле,
и когда она приходит за ним и говорит вставай,
он кладет под голову столик и мурлыкает Боба Марли
no women no cry.
А потом они едут домой и уже с порога,
он швыряет в нее кольцо (вот и нет кольца),
а она снимает с него башмаки Ван Гога
и целует в морду лица.

У истоков большого стиля война, тюрьма,
с трупа сухой паек — для того, кто жив,
кто еще смотрит кино, как горит зима,
и машины горят, и жар идет от машин.

У истоков большого стиля — удар, омнопон,
резиновый жгут на рану — дыши, дыши —
белые тополя, черные гнезда ворон,
и те, кто меня донес, кто меня зашил.

У истоков большого стиля — сказать: я здесь,
отвечаю за всё, другие тут ни причем,
вот Тебе моя жизнь — вся — от команды «цельсь!»
до толчка в плечо.
… показать весь текст …

Рай не где-то там, за морями,
А в том сердце, что любит тебя,
Под пылающими в ночи небесами,
Где сияет, не меркнет звезда.
Можно все объездить заморские страны
И увидеть все семь небывалых чудес,
Но не быть от щемящего чувства пьяным
Без того, кто тебя вознесет до небес.
Рай не там, где далекие страны,
Где бескрайние ждут нас моря.
Рай скрывают от глаз туманы.
Рай, он там, где любят тебя.