В гостинице полночь. А век… Ну, положим, восьмой.
Так рано для готики — спать бы ещё нам и спать.
Я даже не знаю, какой там сегодня король,
И книги какие положено нынче листать.
Прошу, не вставай — я и сам приоткрою окно.
Рискуешь замёрзнуть — в Европе случилась зима.
Здесь ангелы ткут одержимо своё полотно.
Уже ведь придуманы ангелы, милая, да?
О, господи боже, смени же картинку, смени.
Рабочий твой стол — это Ева, полсотни святых,
Которые скоро зажгут площадные костры
Для маленьких девочек рыжих, наивных, лесных.
Для тех, кто их любит, а значит — для принцев Пера,
Для рыцарей Храма и мальчиков, держащих свод —
Прогнавших планету со сцены, считай — со двора,
На третий ряд верхнего яруса / слышен гавот/.
О, господи боже, как нравится мне воскресать —
Смотри же, привыкну, и страшный открою секрет:
В гостинице полночь. Не спи, если хочешь не спать —
Портье наплевать, что там в комнате: тьма или свет.
Прошу, не вставай… Пусть воюют ещё пять веков,
И мирятся пять, а потом начинают с нуля.
Я, где-то в двадцатом, вдруг понял — достаточно слов,
Должна говорить по ночам лишь одна тишина.
Она говорит, и я знаю, что время — песок.
Пока всё не вышло — ссыпай из ладони в ладонь.
Вот ангел придуманный трётся крылом о висок,
И скачет на площади белый без всадника конь.
Прошу, не вставай…