Однажды Критик и Поэт
расположились за столом.
Литр водки, горсточка конфет
и сигаретный дым столбом.
И Критик едко говорил,
что как поэт — ты никаков,
зарифмовать курил с Курил
способен даже Михалков.
Все эти «ведь, уже, там-сям» —
как лыко — в каждую строку,
и, коль не понимаешь сам, —
поверь седому старику.
Поэт резонно замечал —
зачем ломать карандаши?
Ты одинок и одичал,
ты сам хоть что-то напиши.
И сыпал вычурностью строк,
мол, не пишу для простаков.
А Критик словно вёл урок —
всё подмечал, он был таков.
Не остывал никчемный спор,
и за стаканом шёл стакан,
а белка, слыша разговор,
готовилась сплясать канкан.
Смешались гордость и вина.
Слились холоп и господин.
Поэт и Критик пил до дна.
До дна.
И, как всегда…
Один.