когда с предпоследнего пальца поспешно стягиваешь, будто знак прокаженного, тоненькое кольцо, растираешь отметины — чтоб ни следа, ни полосочки не осталось, — ты видишь ее лицо?..
и по-новому графику, расписанию ходят теперь поезда. У тебя два ее неотвеченных и память, сновно вода, — ничего не задержится, даже прощания, что теперь радостней встреч. /Кто придумал глупые обещания навсегда любить и беречь?/
у тебя тут работа и новая рыжая бАрменша из «Лимонника» за углом. У нее приготовленный ужин, чистые наволочки и вымытый дом, тот же чертов лимонник под горчащий ни кстати кофе. Ты жмуришься, лампа на тумбочке смотрит тебе в лицо, озаряет профиль. Руки запустишь в рыжие кудри — она мурчит, щурится, выгибается в притворной борьбе. Привлекаешь ее к себе, поцелуй сквозь зубы /тот же дурацкий кофе на языке/. Нет, она хороша — посмотри, как трепещут губы, выпивая всего тебя в едином глотке…
что такое прошлое — это судьбы, измененные под прицелом случайных глаз. Ты же знаешь, глупый, потом не будет подходящей момента вырваться, чем сейчас. И ты уходишь, позавтракать не успев, забывая футболку на батарее. Она просит последнего поцелуя — вот тут болит, два сантиметра на северо-запад, чуть-чуть южнее… ты бы и вылечил, ты же бывалый врач, никакого диплома не надобно для таких задач.

белая полоса на безымянном пальце отрезвляет, словно удар под дых. Ты представляешь себя с законной, лет через сорок, совсем седых, выбеленных, сколоченных очень прочно, севших смотреть закат на большое крыльцо…
когда вставляешь в спину лезвия — ты видишь ее лицо?