МЕДВЕДЬ И ДУДА
Когда купили медведю дудку, и попиздил медведь довольный через весь лес к пещере, где жило эхо — еще никто не знал, что прав был дятел, ох, и прав же был старый, как в воду глядел дятел, и как в воде видел.
— Ебнется наш медведь от этой дудки!
Так говорил дятел, и не зря говорил, правильно говорил, мудрый был, дельный, знающий, опытный и разумный, хоть и подтирался не в пример другим редко.
И плакали звери вокруг в предчувствии, и рыдали птицы, и стонали рыбы, и проникся в земле крот слепошарый, и наверх выполз, и так говорил:
— Да и хуй с ним!
Так он сказал, справедливый подземный крот, старый и вшивый, слепой и грязный, но справедливый и подземный.
— Да и хуй с ним, бояре! В смысле, бабы. Ну, то есть, курвы. То бишь… Ну, вы поняли.
— Жалко мишку. Ебнется.
Сказала сова, птица ночная и малоизученная, с виду крупная, но без клюва и перьев крошечная.
— Или, не дай Господь, охуеет.
А охуевший медведь, солдаты:
- это квадратный километр горя,
- это вечная память и ай-люли в одном лице,
- это поминки по оторванным жопам,
- это печальный ветер в опустелом лесу,
- это харя об харю,
- это ногой в живот,
- это мертвая зыбь,
- это пиздец, солдаты…
Маленький хорек на пеньке, глупее пробки, пустее бутылки, весь в маму, весь в папу, нищий духом, на слова убогий, и тот промямлил:
— Да-а-а, блядь… Вот ведь, блядь!.. Теперь все, блядь…
И прав был хорек чахоточный. Не сглупила сова. Не ошибся крот. И трижды прав был дятел почтенный, седой и лысый, беззубый и безрукий.
И, дойдя до самого края леса, до пещеры, где жило эхо, дунул медведь в дудку свою.
Со всей силы и со всей мочи дунул.
И отозвалось из пещеры громкое эхо. И ебнулся медведь. А ебнувшись, охуел тут же.
И сбылось все:
- о чем говорили мудрые и глупые,
- чего боялись смелые и трусливые,
- над чем некому теперь смеяться и некому больше плакать.
Вот так-то, бояре…