…Не смей меня истолковывать! — завизжал старик. — Понимаешь — и понимай себе, а истолковывать не смей! Понимать, хотя бы отчасти, — дело всех и каждого; истолковывать — дело избранных. Но я тебя не избирал меня истолковывать. Я для этого дела себя избрал. Есть такой принцип: познай себя. А такого принципа, как познай меня, — нету. Между тем, познать — это и значит истолковать. Так что отойди от меня в сторону… И там заткнись. А я себя без твоей помощи истолкую.

…Но суть не в том, каков он на …
… показать весь текст …

— О чём Вы, Слон, плачете?
— Меня назначили бабочкой, — сказал он сквозь слёзы, — а мне ею трудно быть.
— Это кто же Вас назначил? — сразу чуть не умерла со смеху Божья Коровка.
— Новая Метла… Она сказала: Капустница Вы, понятно? Белая Вы и летаете, понятно?
— Значит, и не Капустница Вы никакая! — заключила Божья Коровка. — А Вы вообще-то подчиняетесь мётлам?
— Выходит, что подчиняюсь… Это ведь Новая Метла распорядилась, что отныне я бабочка.
— Кто Ваши родители? — на всякий случай спросила Бож…
… показать весь текст …

И тут его понесло: — Нужно достичь еще большей надежности и гораздо более прочной усвояемости информации. Нужно придать прессе действенный характер, активизировать ее вмешательство в жизнь, дать зеленую улицу… — Он бросил эту мысль и начал другую. — Есть ведь очевидные вещи! И я имею право судить о них: мною было найдено четыреста сорок два факта лексико-стилистической избыточности… я работал с материалами газет «Советская культура» — триста один случай, журналов «Театральная жизнь» — сто двадца…
… показать весь текст …

— А вот, возьму, и в такую влюблюсь! Не целуя! — с жаром воскликнул Иван-царевич, отбрасывая в сторону лук и стрелы.
И у лягушки внутри похолодело…

— И какого же рожна ей неймется, — с тоской думал Иван-царевич, наблюдая поутру, как располневшая на калорийных харчах царевна пытается влезть в лягушачью кожу…

— А если бы камень бросил, гад, убил бы, — с ужасом подумала Лягушка, зажав губами стрелу…

— Ничего, сынок, Москва тоже не сразу строилась, — успокоил держащего лягушку Ивана Царь-батюшка. — Вижу, жениться тебе еще рано, давай начнем с зооуголка…

А Иван-царевич так и жил со своей благоверной в любви и согласии, холил ее, лелеял, комаров для нее ловил. А придворная челядь, исключительно из чувства такта, даже заикнуться при нем боялась, что превращения лягушки в царевну так и не получилось…

Как-то раз глухой ночью в дом Ходжи Насреддина забрался вор и унёс всё, что только смог найти. Проснулся утром Ходжа — ни одной таньга в доме нет, ни одного халата, и даже единственного ишака вор увёл с собой.
— Вай-вай! — громко заплакал Ходжа, — Горе мне, горе! Нищий я совсем, совсем нищий остался!
На плач Насреддина сбежались соседи, стали спрашивать, что случилось, и когда узнали, в чём дело, заговорили так:
— Сам виноват, уважаемый! Зачем было так крепко спать? Уж не напился ли ты, да простит тебя Аллах, крепкого вина?
— Да и деньги получше надо было прятать, Ходжа! Если даже вор среди тёмной ночи нашёл твои таньга — значит, плохо ты их хранил!
— И ишака покрепче привязывать надо было!
— А может, у тебя засовы на воротах негодные?
Посмотрел вокруг Ходжа и говорит:
— Вот смотрю я на вас, уважаемые, все вы так меня ругаете… И хоть бы раз вора кто-нибудь ругнул!