Что ты готов заплатить за эту бесконечную тишину? Я хочу одно золотое лето и женщину в нем — одну, я хочу немного сердечных соков, чистых и честных слез. Ты стоишь и не знаешь пока, насколько холодным бывает лед. Я тебе продаю не часы молчанья, не гудки в телефонных снах, ты такие сокровища получаешь, о которых еще не знал, ты такие глубины сейчас откроешь, где отныне и страх смешон. Эта бездна так долго ждала героев, даже я в нее не пошел. Так плати скорее — и между вами навсегда оборвется нить. Ведь такому — вечному — расcтаванью и вовек не сложить цены. Я беру немного — земную нежность, имена, отголоски, речь, а без этого память — всего лишь нежить, для кого нам ее беречь? Тишина не вспомнит, о ком ты плакал, для кого состоял из слов. Я же часть той силы, что хочет блага, но всегда совершает зло. Заплати мне — и будь бесконечно счастлив, будь свободен, спокоен, слеп.

Мы с тобой — последние из причастных, эта подпись — последний след.

Gaudeamus igitur, август, покойся в пламени, женщина, будь желаннее, боль, возрождай уверенней. Осенью все великие — песнями ли, делами ли, шедшие на заклание правят своей империей. В ложь — никогда не верится, в страх — никогда не верится, у одиноких странников путь отберет сомнения. Ты ветряная мельница, я ветряная мельница, солнце такое раннее, сорви поскорее мне его. Gaudeamus igitur, смейся в лицо опасности, смейся в лицо безумию, если узнаешь издали. Громкая, многоликая, острая и прекрасная, песня звучала с улицы и уводила из дому. Знаешь, как я люблю тебя? Знаешь, как я нужна тебе? Если ко мне по имени — все сентябрем излечится. Лето-ромашки-лютики, осенью камни найдены, в мраморе возроди меня, тогда мы проснемся вечными. Gaudeamus igitur, будем смеяться истово, праздник на нашей улице, голос звенит простой его. Музыкой или книгами, каплями или искрами…

Смотри, как они целуются. Это и смерти стоило.

Подо мною молчит пыль, надо мною звенит степь, мой народ у меня был, а теперь не найти стен, оседает курган — в прах, забывается слов вкус… Победивший в бою — прав, не погибший в бою — трус. Как вы, сестры мои, как? Где ты, радость моя, где? Слишком искренне жрец лгал — словно знал, что придет день. Видят боги, рвалась в бой, на коне закипал пот, но прижавшись к земле лбом, на закате ушла под. Вот копье, да к чему мне? Вот и лук, да колчан пуст, потемнела колец медь, зарастает травой путь, время…
… показать весь текст …