Там, где смерть ходила рядом
Чёрной вестницей разлуки
В стенах проклятого ада
Ты страдала от потуги.
На дощатом дне барака
Через щель смотрела в небо,
Где Любовь до боли, мрака
В памяти всплывала, нежа.
И его родные руки,
Как ты дома целовала,
Вся дрожав, ревев, в испуге —
На войну ведь! Сознавала.
Как горела вся деревня
Красным пламенем захвата.
С хамством немцы ежедневным
На живот большой плевали.
Не убили, Слава Богу! -
Ты в слезах молилась очень,
И с другими, в зимь, жестоко
Гнали в лагерь, дав пощёчин.
На живот твой так смотрели
Ненавистные вмиг фрицы,
Говорили о растреле,
Но послали вновь трудиться.
Ты не плакала слезами,
Не кричала тужась ночью,
Визави любимых самых
Ты очей взирала просто.
И казалось, что минута
Прекратится пламя ада,
Вся семья, страна прогнута!
Ну, кому же это надо?
/Темнота накрыла землю,
В людях сеется жестокость,
Мы истории не внемлим —
Снова кости бросим в пропасть?
И бессмысленность распятий —
Кровью, жизнью человека,
Где любой безумный, всякий
Сводит на смерть век из века./
Ты лежала, обезумев,
На полу, в ногах у немки,
Сапоги от поцелуев
Заблестели. Пнули к стенке.
Отбирала она сына,
Ты кричала и молила,
Чтобы мстительной не слыла,
Не убей! Ползла, скулила.
Сапогом тебя пихнула,
Подзаборную, как суку,
«Быстро встать!» — И хлестанула
По щеке за всю заслугу.
И упал твой взгляд на сына,
Так похожего на папу,
Боль внутри невыносимой
Потекла вдруг в мир усладой.
Он лежал в твоей рубахе,
Что родив ему одела,
Разве жить он был не вправе?
Горю не было предела.
И в секунду очи немки
Всей Любви той поразившись,
Опустились вниз под кепкой
На ребенка, прослезившись.
Капли слёз коснулись сына,
Что в руках не мать сжимала,
И малыш непостежимой
Засиял улыбкой малой.
/Детство наше не вернётся,
Кровь от войн ни раз прольётся,
Что до всякого народца?
Если власть в руках уродца!/
Убежало это время,
Мысль к войне не смыли деды,
В школе немка лишь смотрела
О войне страны нелепой.
И, когда встал дед той немки,
То в улыбке отразилась,
Вся душа России крепкой,
Любящей с огромной силой.