— Ну надо же! Снова ты, и снова за работой! — Мальчишка лет двенадцати смотрел на сержанта из-под рыжей чёлки. Взгляд его не содержал ни намёка на раскаяние. — Мало нам троих пропавших, так ещё четвёртый по переулкам один шатается!
— Твоя работа? — Сержант кивнул на покрытую граффити стену кофейни, где он каждый день обедал. На стене на фоне пустыни цвета охры красовалось очень неплохо исполненное изображение юной дьяволицы. Высокую грудь символически прикрывало ожерелье из человеческих глаз, подобием юбки служила цепочка с нанизанными на неё отрубленными по запястью ладонями, которые совершенно не скрывали аппетитной попки и курчавого треугольника. Кроваво-алые губы были приоткрыты в немом крике, хвост заплетённых в роскошную косу чёрных волос почти обернулся вокруг шеи, рука с растопыренными когтистыми пальцами занесена для удара. Зелёные глаза из-под соболиных бровей на порочном и в то же время каком-то по детски ангельском лице яростно сверлили стоящего напротив неё с мечом в руках рыжего паренька с короткой стрижкой. Рубашка на груди паренька была прочерчена четырьмя кровавыми полосами, на предплечье дьяволицы багровела царапина.
— Твоя работа, спрашиваю? — Когда рыжий мотнул головой в ответ, сержант мысленно кивнул. Для столь натурального рисунка у этого сопляка просто не может быть опыта такого близкого и подробного знакомства с девичьим телом. Тут рука бывалого мастера, а не потная ладошка подростка чувствуется. Вот только меч нарисован маркером и довольно коряво. — Тогда какого чёрта ты здесь делаешь с полной сумкой краски? А это ещё что, эскизы новых деталей этого шедевра?
— Честно, это не я! — Мальчишка с тоской проводил глазами лист бумаги, который сержант выхватил из кучи баллонов. На листе были тщательно проработанные рисунки мечей, сабель, кинжалов и каких-то более экзотических образцов холодного оружия. Неожиданно сжатые губы мальчишки задрожали, глаза начали наполняться слезами. — Отдайте! Пожалуйста…
— Иди-ка ты домой, сынок, — сержант устало протянул мальчишке лист и толкнул к нему звякнувшую сумку. — Лучшее, что ты можешь сделать, это не отвлекать полицию.
— Вы не понимаете. Никто не понимает, не хочет даже слушать! — Мальчишка в отчаянии сжал кулаки. Слова полились из него нескончаемым потоком. — Сначала она забрала Хельгу. Мы с Максом тогда ещё подумали, что её новый парень, Ив, дорисовал её к этой… Потом она исчезла, просто исчезла! А на этой… на её ожерелье стало на пару глаз больше, и ладоней тоже, и череп… А потом Ив… И Макс тоже… А теперь вот… На неё нельзя смотреть, если смотришь на неё, то она тебя тоже увидит…
Мальчишка развернулся и побрёл вглубь переулка. Сержант смотрел на картину, не замечая её. В такую неожиданную удачу трудно было поверить. Если похититель потратил столько времени и сил на изображение своих будущих жертв, наверняка его кто-то видел, он попадал в объективы камер наблюдения. Теперь уроду конец! А вот если ребятишки рассказывали об этом кому-то другому, но он не придал значения…
Бег мыслей прервал звон. Мальчишки не было. По асфальту катился вывалившийся из брошенной сумки баллон с краской. Провожая его взглядом, сержант краем глаза заметил какое-то движение и стремительно повернулся к стене. В картине произошли изменения. В ожерелье дьяволицы прибавилось трофеев, юбчонка теперь плотнее прикрывала срам, левая грудь и бедро были испачканы кровью. Слизывая капельки крови с верхней губы, дьяволица с плотоядной ухмылкой смотрела на молодого мужчину в форме с сержантскими нашивками.
— А неплохо я смотрюсь, — сержант рассматривал картину, чуть склонив голову на бок. Затем не торопясь сходил за сумкой, выудил из неё пару маркеров. Вытащил из кобуры пистолет, сорвал зубами колпачок с маркера и прищурившись, шагнул к стене…
— … у нас тут «шесть-два-девять», пусть готовят операционную. И с полицией свяжись, офицер ранен… Ты меня слышишь? Не смей засыпать! — Вместе со звуками вернулась и способность видеть. Парамедик, освещаемый красно-синими блицами, держал над головой сержанта пузырь капельницы. Когда носилки развернули для загрузки в скорую, сержант успел разглядеть кирпичную стену в чёрно-коричневых струпьях шелушащейся краски.