Она не знает, как рассказать о том, что ближе ей стала Осень. И дело вовсе не в тормозах, когда ее в виражи заносит. А крайность — это всего лишь край, где мягко стелется рожь седая. И ей не нужен небесный рай, в котором без вести пропадают. Не оставляя ни слов, ни клятв, ни обьяснения, ни касаний. Они отчаянно так болят, в ночи бессонницей воскресая…
Она хотела бы рассказать, как жизнь безжалостно жестью стелет. И как умнеют ее глаза, но почему — то душа пустеет… И даль не в золоте, а в песках. Как бесконечное покрывало. И почему — то в дверях тоска /она же счастью их открывала/. И две слезинки… как две росы… Их ветер высушит безразлично.
— «Привет» — Звонит ей под вечер сын.
— «Ты как?»
«Привет. Как всегда, отлично.»
А после будет шептать во тьму, для Бога выбрав Звезду большую: «Отдайте радость мою ему. А мне — все беды его, прошу Вас!»
И снова просит Его о том, о чем Он слушает каждый вечер. Ей пес бездомный вильнет хвостом, вздохнув как — будто по-человечьи, коснувшись взглядом ее судьбы, зверино чувствуя, что иная.
«Ну как же быть мне с ней? Как же быть?" —
— Вздыхает Бог.
И ответ не знает.