Ты медленно пьешь, осторожно, тонко…
И греешь зачем-то в руках коньяк. А я бы давно опустилась шелком тебе на колени… А я… а я… а я закипаю тобой на вдохе… Худею по правилам (ну почти…) — немного стихов, много-много кофе и эти безжалостные гудки пунктиром по венам… И до рассвета спускается ночь, словно вдоль спины, пока не услышу твое «привет»… И не вспомню, как мало нам ждать зимы. Но в нашем кафе нет таких кабинок, чтоб шторку завесили — и одни… Все царства, что я возводила — мимо! Поди теперь вспомни — зачем они?
Мой стиль изменился, как детский почерк, как сорванный голос, как дерзкий смех. И я так хочу целоваться громче — при зрителях, близких, врагах… при всех!
На чашке ожог… Ты касался мятно своими губами… Остался след… Теперь на салфетке, тобой измятой, написан помадой автопортрет…
И, может быть, это шальные нервы и ревность ко всем, кто был просто «до». Но я всего-навсего буду первой, рискнувшей в тебе раствориться льдом, кто будет любить все твои цунами и каждую дюну твоих пустынь…
А ты мне прости десять тысяч «-маний», смешное желанье учить латынь, мечту — воскресить племена этрусков, стать кровью в предсердии декабря!.. Сбиваясь со всех языков на русский, шептать тебе «mia»… кричать «моя»!