Ноябрьский Четверг, его дыханье — лёд,
И стужи лютой белый, колкий пласт.
Вселенская метель дороги замела,
И в инее застыл уставший шар земной.
Куда б я ни пошёл, в края иные,
Где солнце жжёт песок до матовой белизны,
Иль в гордые громады столиц чужих,
Где свет не гаснет в окнах до зари —
Всё та же мысль, настырная, как тень,
Всё тот же зов, невысказанный, странный,
Что вьётся вороньём у оголённых ветвей
И шепчет в полусне: «Пора. Вернись. Твоя земля».

Меня тянет сюда. Сюда. В этот миг.
Где вьюга поёт свою древнюю быль,
Где воздух так крут, что режет стеклом,
А память — река под прозрачным покровом.
Сюда, где озябший, забытый рассвет
Неспешно размоет черту горизонта,
И в мареве белом, сквозь стужу и мгла,
Мерцает свечение дальнего дома.

Здесь холод — не враг, а соучастник тишины,
Он выбелил краски до сути, до дна,
Оставив лишь суть: неподвижность озерца,
Да иней на стеклах, как карта иных измерений.
И в этой гробнице, в этом ледяном плену,
Где время замедляет шаг, как раненый зверь,
Я слышу тот ритм, что нигде не слыхать, —
Стучащее сердце под грудой снегов.

И пусть этот ветреник, Ноябрьский Четверг,
Свой острый клинок приставляет к виску,
Маня в колдовство бесприютных полей, —
Я знаю, что здесь моя веха и страж.
Ведь это не место, не точка на картах слепых,
А состояние духа, разгадка и сон,
Где в лютом холоде обретается благодать,
И где я по-настоящему — это я.