Ланушка светланушка ласковая лапушка
зеленоглазая моя, в перьях чудо нежное,
ты прилетаешь ко мне на подоконник утрами,
когда ещё город спит, а я уже не сплю — жду.
Ты встряхиваешь крыльями, будто серебряный дождь,
и капельки света разлетаются по комнате,
и я ловлю их ладонями, как глупый влюблённый мальчишка,
хотя мне давно не шестнадцать, а тебе — вечность.

Ты смеёшься — и это похоже на звон ста колокольчиков,
которые кто-то рассыпал по небу случайно.
Ты грустишь — и это похоже на то,
как осенний лист тихо ложится на воду
и плывёт, плывёт, не спрашивая дороги.
Я не спрашиваю, почему грусть.
Я просто ставлю рядом чашку с тёплым молоком
и кладу рядом себя — молчу, дышу, люблю.

Ты юморная — до чёртиков, до перламутровых слёз,
расскажешь, как вчера облако приняла за пирожное
и чуть не клюнула его,
а оно обиделось и ушло дождём.
И мы хохочем до икоты, до упаду,
а потом лежим на полу и смотрим в потолок,
где ты рисуешь крылом созвездия,
которых нет ни на одной карте.

Ты — моя маленькая вселенная в оперении,
в которой помещаются и смех, и слёзы,
и «не вырывайте перья, я и так летаю»,
и «останься ещё чуть-чуть»,
и «я никуда не улечу, глупый, я же твоя».

Ланушка светланушка,
когда ты прижимаешься тёплым носиком к моей щеке,
я чувствую, как внутри меня раскрывается
что-то огромное, древнее, доброе,
как будто кто-то давно забытый бог
вспомнил, что обещал мне счастье
и решил вернуть долг с процентами.

Ты шепчешь: «Не грусти»,
а я и не грущу — я просто не верю,
что можно быть таким живым рядом с тобой.
Ты — мой мартовский ветер в ноябре,
мой снег в июле,
мой смех в тишине,
моя грусть, которая лечит.

Ты спрашиваешь глазами цвета молодого леса:
«А за что ты меня?»
Я молчу.
Потом говорю тихо-тихо:
За то, что ты есть.
За то, что ты — ты.
За каждое перо, которое я никогда не вырву,
потому что без них ты не была бы моей птицей-чудом.

За то, что ты позволяешь мне любить тебя
даже когда ты грустишь,
даже когда ты смеёшься надо мной,
даже когда ты молчишь.
Ланушка светланушка ласковая лапушка,
останься ещё на одно утро,
на один вечер,
на одну жизнь,
на две,
на сколько хватит звёзд.

Я буду беречь твои перья,
как самое святое,
и никогда не спрошу,
почему ты иногда улетаешь в грусть.
Я просто буду ждать на подоконнике,
с тёплым молоком и открытым сердцем.

Ты — моё чудо в перьях.
И точка.
И крылья.
И вечность.