Зима вырезала из станции «Малая Весна» бумажный силуэт: перрон, облупленный синькой, вагонетка с замёрзшей солью, старик в валенках, чертящий метлой по снегу цифры — 1973, 1988, 2001… — годы, когда он терял то, что нельзя вернуть.
— Вы сумку уронили, — сказала женщина у тепловоза, поднимая кожаную реликвию с выцветшим гербом ГДР. Её тень, тонкая и резкая, как проволока, упёрлась в рельсы.
Старик не обернулся:
— Оставьте. В ней только письма, которые я не отправил.
— Почему?
— Адресаты теперь живут в воздухе. Между дождём и грозой.
Женщина присела на скамью, где лопнувший термос извергал в сугроб янтарные струйки чая. Её пальцы, обмотанные шерстяными нитками, вытащили из кармана куклу-матрёшку. Последняя фигурка внутри была пуста.
— Значит, вы тоже коллекционируете пустоту? — засмеялся старик, и его метла вывела *2012*.
Тепловоз дыхнул паром, растворяя слова. Женщина встала, оставив куклу на скамье.
— Вы ошиблись, — сказала она, указывая на тень старика, которая, вопреки солнцу, тянулась не к востоку, а к её ногам. — Тени здесь лгут. Они помнят старые маршруты.
Когда поезд тронулся, старик подобрал матрёшку. Внутри, под слоем лака, кто-то нарисовал углём карту полустанка, где две тени — одна от метлы, другая от тепловоза — пересекались под прямым углом, образуя крест без тела.
А на перроне, под сугробом, догнивал лист с датой *2016* — годом, когда женщина вернётся, чтобы найти тень, прибитую к рельсам, как гербарий из света.