В розовых волнах удушливо сладко, жарко впивается в рёбра июнь, а в небесах проплывают касатки, звёзды, дельфины, артерии лун:
Мы их поделим на чёт и на нечет, пьяно сбиваясь — как дура смеюсь — губы хмельные безумства лепечут, руки сплетаются, мечется пульс.
В синих глазах — миллионы галактик. Мой капитан, мой корабль был сбит, точкой стремительной тая на карте, в сверхзвуковой выходя из орбит:
Гаснут экраны, в сетях неполадки, двигатель стонет, шипит и сбоит; чёрные дыры, великий аттрактор тщетно пытались меня поглотить:

— В этой вселенной тебя не отыщет даже сверхточный новейший радар. Где ты была, там теперь пепелище, мусор космический, пропасть, дыра.
Сдайся нам, слейся, уйди в невесомость, — шёпот навязчивый, импульс, соблазн. Я бы сдалась и забыла, но помню имя твоё и твой запах, цвет глаз.
Сила не в правде, вине и монетах — в том, что я помню — всегда — наизусть. Если ты есть во вселенной хоть где-то, я не сдаюсь. Никогда не сдаюсь.

***
Знала: мой спутник отыщет планету, даже не слыша глухое «мэйдэй», молча срываясь со скоростью света, чтоб доказать: притяженье сильней
Карт и радаров, комет, червоточин, тёмных материй. Сильней, чем беда. В хватке его — неподатливой, волчьей — я бы остаться могла навсегда.
Этим мгновениям, будто бы Фауст, я, задыхаясь, велю вдруг застыть: нам с тобой вечность всего лишь осталась. Вечности мало с тобой разделить.
В доме земном безмятежная нега, а в небесах — мировой океан. Отныне и присно, от века до века:

— Te quiero por siempre,

Мой капитан.