Всё чаще и чаще встречаю тебя в преисподней.
Ты в той же исподней, дырявой от пули рубашке?
Прости за иронию… Да… Жарковато, пожалуй, сегодня…
А черти смеются. Мы все для них клоуны, Саша.
Жена мне всё реже и реже кидает сюда переводы,
И крики «Люблю!» уже не принимает на веру.
И, дура, рожает стихи, осушив отходящие воды.
Обиделась, что я убил её в ревности к Шарлю Бодлеру.
Я — строчка за строчкой — теряю последние силы.
Вчера сдуру взял и закончил за Гоголя «Мёртвые души».
А он всё хандрил и стонал: — Это невоскресимо…
Мои бы слова да прямёхонько Господу в уши…
Ты знаешь, мне жалко всех тех, для кого это только работа.
Пусть Фёдор Михалыч оформит на них опекунство.
А я, так и быть, попишу за него «Идиота»,
Иначе какой идиот сможет взяться за это занудство.
Ты думаешь мне не обидно вот так: литрабом в одиночке?
Вы сами могли только вексель, стишочки в альбомчик гусыне.
Но каждому выдумай стиль и особенный авторский почерк…
А ты только разик и вспомнил случайно о Сукином сыне.
Смотри, как «Онегина» девочка полузабвенно читает…
Сказать ей кто автор… Не бойся, я, право, не выдам секрета.
…Там кто-то стучится… и душу в заклад предлагает?
Пошли его к Богу! Мне дьявольски осточертело всё это!