В кофейной ли гуще, в стихах, во сне
увидится некий бред —
повсюду грядущее кажет мне
уайльдовский свой портрет.

Я кофе давно растворимый пью
и часов замедляю ход,
но вновь наступает на жизнь мою
непрошенный Новый год.

Меж прошлым и будущим — пять минут.
Застыло на миг бытиё.
И бездне страшно в меня заглянуть.
Страшнее, чем мне — в неё.

Время телефонов-автоматов
и в парадных тёплых батарей,
и была деревня-глушь-Саратов
ближе всех курортов и морей.

С выбитой подпиской на журналы,
с чебуречной, чайной и блинной,
с телика единственным каналом
и с надёжным тылом за спиной.

А теперь не с этими, не с теми,
но теплей, что там, вдали, маня,
близоруко всматриваясь в темень, —
город, окликающий меня.

Отправили в небесную тюрьму
без права голоса, без права переписки.
Не объяснишь душе, а не уму,
зачем отрезан по живому самый близкий.

Но наша связь надёжней почты,
превыше неба, глубже почвы,
она поверх, она помимо,
нигде никем неотменима.

Весь мир, пусть он сто раз заклят,
хранит твой образ, голос, взгляд.
В весеннем ликованье птах,
в листвы зелёных рукавах —
… показать весь текст …