Любой пустяк для нас порой несносен,
Привычное порядком надоело.
А дряхлый ветеран тихонько спросит:
Что может быть страшнее артобстрела?
Ужаснее концлагерного пресса,
Бомбёжки, плена, пыточного ада?
Сквозь огненную жуткую завесу
Глядит на нас защитник Сталинграда.
В витринах Петербурга отразится,
Поблекший от песка десятилетий,
Блокадный Ленинград — тела и лица,
Голодные, рыдающие дети.
С невысказанной болью и укором,
Кляня бесчеловечную расправу,
На нас взирает узник Собибора,
Освенцима, Гросс-Розена, Дахау.
Выдерживая бред ночных кошмаров —
Как сердце сына на снегу остыло —
В густом угаре доменного жара
Безмолвно плачет труженица тыла.
Они существовали на пределе,
Надеясь — не порвётся там, где тонко.
Какую жизнь они для нас хотели?
Что перед смертью прочили потомкам?
Что вырвали для нас победным боем,
Ценой кровавой, нежеланной славы?
Достойны ли мы памяти героев
Несломленной фашистами державы?