Мне 7 лет. Я стою у доски, так как меня научили в танцевальном кружке — ноги в первой позиции. Урок я знаю хорошо. Бояться нечего. Но все равно по позвоночнику ползет страх. Я раздражаю Степаниду Ивановну — свою первую учительницу. Я жду, что вот-вот что-то случится. Указка взлетает и с грохотом обрушивается на доску.
«Ты что стоишь, как артистка?! Самая умная здесь? В школе надо учиться, а не ногами кренделя выкручивать!»
Я не понимаю, что значит стоять, как артистка. Не понимаю, в чём я виновата. И я люблю учиться, но что бы я ни сделала — я делаю не так.
На школьном собрании маме моего друга в присутствии других родителей учительница сказала, что из него вырастет маньяк. «Присматривайте за мальчиком. Уж очень он молчаливый». Родители запретили своим детям дружить с моим другом. Вырос, стал известным учёным, до сих пор не очень разговорчивый. Но как-то очень удивил меня вопросом: «Лен, а как ты считаешь, я нормальный»?
Рисунок моей клиентки учитель рисования отправил на городскую выставку. Родителей пригласили на открытие. Папа моей клиентки посмотрел на рисунок, пошевелил губами, хмыкнул и вынес вердикт: «Перспектива завалена». Папа на самом деле желал добра. Он инженер, он знает, какой должна быть перспектива на рисунке пятилетней девочки. В художественную школу она больше не ходила.
Ребёнок в парке бежит к своей маме и несёт ей блёклую травинку в подарок. Травинка брошена на землю, а на ребёнка выливают кучу претензий, что он «опять весь перемазался». Ребёнок заливается в плаче. Я не знаю ребёнка и не знаю его маму. Но мне хочется обнять его и рыдать вместе с ним, оплакивая несправедливость.
Когда человек, неважно какого возраста, оказывается в пространстве, где он не понимает, что от него хотят и что ему делать, и почему он какой-то не такой — он уходит в «пустоту». Он говорит себе: «Значит мне не очень то и надо, не сильно то и хотелось, и вообще это ерунда».
И «пустота» хороша тем, что в ней нет боли. Не имеет смысла переживать за то, что не твоё. «Не твоими» обычно оказываются уверенность в себе, инициативность, умение заводить друзей, занятия творчеством, желание принимать решения, выражать свои чувства. На самом деле всё, что я перечислила, можно свести к простому: «запретить себе любить жизнь».
Я очень скептически отношусь к советам «полюби себя». Каждый раз я хочу подойти к людям, которые это произносят, и спросить: «Ребятки, вы, вообще, в своём уме?». А с чего вы вообще взяли, что люди могут любить себя? Что они вообще знают, как это — любить?..
Что о любви знает выросшая девочка, которой мать отрезала волосы, чтобы она «не шалавилась»? Что о любви знает выросший мальчик, отец которого швырял в него сапог и называл это игрой на меткость? Что о любви знает ещё одна девочка в женском теле, мать которой решила, что та должна танцевать в Большом театре, и била ремнём по ногам до кровавых полос за каждый не выигранный конкурс. И другая девочка, которую сделал изгоем в классе комментарий школьной медсестры, что у неё, скорее всего, лишай, хотя это был нервный дерматит.
Потому что для них вот такое отношение и есть любовь. Потому что иначе бы они не выжили. Для них это — норма.
Хронические травмирующие ситуации и стресс переходят в состояние «ничего нельзя сделать» и «ничего не изменить». Человек не просто теряет контроль над своей жизнью (чтобы что-то потерять надо что-то иметь, как вы понимаете), он этот контроль даже не может обрести. И это очень сложно, формировать новые жизненные сценарии. Практически невозможно.
Я хочу сказать этим советчикам, но теперь в социальных сетях нельзя писать это слово, поэтому скажу другое. Вы сами понятия не имеете, что такое любить. Вы сами понятия не имеете, как создаётся пространство любви и принятия. Вы даже представить себе не можете, как вы далеко от любви, насаждая чувство вины своими комментариями: «вы просто себя не любите».
Так и вы себя не любите, если бы вы любили себя, то уважали бы чужой жизненный опыт также, как и свой. И наконец бы уяснили, что невозможно судить ребёнка с позиции взрослого, проигравшего — с позиции выигравшего, того, кто не справился — с позиции того, кому справляться и не приходилось.
Как мне однажды написала одна женщина: «Лена, зачем вы рассказываете про эти ужасы?». Да затем и рассказываю, чтобы мы все учились не судить, а принимать чужой жизненный опыт как равноценный своему.
А мальчики и девочки, искалеченные и потерявшие веру — я верю в них. Я верю, что они однажды найдут в себе силы и поверят своему внутреннему голосу.