— Ответьте, пожалуйста, и если можно, откровенно. Почему человека, покинувшего страну, у нас осуждают?
— Сложный вопрос. Не смогу ответить.
— Почему?
— Это не по моей части. Это скорее к международникам.
— А как Вы сами относитесь к этому человеку?
— Лично я?
— Да.
— Плохо.
— А почему в других странах к таким людям относятся … проще?
— Потому что наша страна особая. И Вы это не поймёте, пока не ощутите себя, так сказать, частицей народных масс истории. Да-да.
Миллиарды людей мечтали о народном государстве: рабы, ремесленники, крестьяне, спартаковцы, Гарибальди, Разин, декабристы, народовольцы, коммунары…
И вот — наша революция. Первая страна, которая приняла эстафету надежд… всех расстрелянных, повешенных, погибших на баррикадах и каторгах…
Страна эта существует ценой невиданных жертв. И конечно, каждый, бросающий такую страну, предаёт её память. И в глазах тех, кто проливал кровь за эту страну, и тех, чьи родные сложили за неё головы, и тех, кто сейчас трудится, преодолевая ошибки, нелепости, недостатки — в глазах их всех этот человек — подлец, дезертир…

— Не слишком ли сурово такое определение?
— Для меня — нет. Я служил в пехоте. Побывал в таких мясорубках…
— Я так никогда не думала, но скажите, если страна надежд минувших поколений, как вы выразились, с точки зрения этого человека имеет такие недостатки, с которыми не может примириться, что ему делать?
— Если он любит свою страну, пусть делает её лучше, пусть трудится, борется, пусть страдает, наконец, но…
не бежит…
Салтыков-Щедрин, естественно, без аналогий, уж как ненавидел царские порядки, и вот что писал: «Был я в благорастворённых заграничных местах и не упомню минуты, в которую сердце моё не рвалось бы в Россию. Хорошо там. А у нас, положим, не так хорошо, но представьте себе, всё-таки выходит, что у нас лучше. Лучше — потому что больней».

Это совсем особенная логика. Но это логика любви.