Анна Андреевна очень боялась
и не любила
месяц август, считала этот
месяц для себя
несчастливым и имела к этому
все основания,
поскольку в августе был
расстрелян Гумилёв, на станции
Беригардтовка, в августе был
арестован её сын Лев,
в августе вышло известное
постановление о журналах
«Звезда» и «Ленинград» и т. д.
***
КРЕСТЫ, ИЛИ СНОВА АВГУСТ

Той злой тишиной, той неверной,
В тени разведенных мостов,
Ходила она по Шпалерной,
Моталась она у «Крестов».

Ей в тягость? Да нет, ей не в тягость —
Привычно, как росчерк пера,
Вот если бы только не август,
Не чёртова эта пора!

Таким же неверно-нелепым
Был давний тот август, когда
Под чёрным беригардтовским небом
Стрельнула, как птица, беда.

И разве не в августе снова,
В ещё не отмеренный год,
Осудят мычанием слово
И совесть отправят в расход?!

Но это потом, но покуда
Которую ночь — над Невой,
Уже не надеясь на чудо,
А только бы знать, что живой!

И в сумерки вписана чётко,
Как вписана в нашу судьбу,
По-царски небрежная чёлка,
Прилипшая к мокрому лбу.

О шелест финских сосен,
Награда за труды,
Но вновь приходит осень —
Пора твоей беды!

И август, и как будто
Всё тоже, как тогда,
И врёт мордастый Будда,
Что горе — не беда!

Но вьётся, вьётся чёлка
Колечками на лбу,
Уходит в ночь девчонка
Пытать твою судьбу.

По улице бессветной,
Под окрик патрулей,
Идёт она бессмертной
Походкою твоей.

На праздник и на плаху
Идёт она, как ты!
По Пряжке, через Прагу —
Искать свои «Кресты»!

И пусть судачат глупые соседи,
Пусть кто-то обругает не со зла,
Она домой вернётся на рассвете
И никому ни слова — где была…

И с мокрых пальцев облизнёт чернила,
И скажет, примостившись в уголке:
«Прости, но мне бумаги не хватило,
Я на твоём пишу черновике…»

(«Кресты» — ленинградская
тюрьма,
Пряжка — район в Ленинграде)