Ни к чему, ни к чему, ни к чему полуночные бденья
И мечты, что проснёшься в каком-нибудь веке другом.
Время? Время дано. Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нём.

Ты не верь, что грядущее вскрикнет, всплеснувши руками:
«Вон какой тогда жил, да, бедняга, от века зачах».
Нету лёгких времен. И в людскую врезается память
Только тот, кто пронёс эту тяжесть на смертных плечах.

Мне молчать надоело. Проходят тяжёлые числа,
Страх тюрьмы и ошибок. И скрытая тайна причин…
Перепутано — всё. Все слова получили сто смыслов.
Только смысл существа остаётся, как прежде, один.

Вот такими словами начать бы хорошую повесть, —
Из тоски отупенья в широкую жизнь переход…
Да! Мы в Бога не верим, но полностью веруем в совесть,
В ту, что раньше Христа родилась и не с нами умрёт.

Если мелкие люди ползут на поверхность и давят,
Если шабаш из мелких страстей называется страсть,
Лучше встать и сказать, даже если тебя обезглавят,
Лучше пасть самому, — чем душе твоей в мизерность впасть.

Я не знаю, что надо творить для спасения века,
Не хочу оправданий, снисхожденья к себе — не прошу…
Чтобы жить и любить, быть простым, но простым человеком —
Я иду на тяжёлый, бессмысленный риск — и пишу.
1952