Я мыла посуду и думала ни о чем.
Вода, вырвавшись из плена, взахлеб
спешила рассказать мне о своих
путешествиях и о неволе, заточившей
ее в пластмассовую келью труб.
Посуда звенела в ответ, словно
возмущаясь допущенной несправедливостью.
И я, отрешившись от мира, слушала эту
Журчаще-звенящую болтовню.
Но тут кто-то обнял меня за плечи
И, не дав обернуться, прошептал:
«Мир согрет великою любовью,
Но душа твоя озябла в нем.
В чем услада раненому сердцу,
Как твои мечты мне отогреть?».
Я немного испугалась внезапной
нежности, нахлынувшей на меня.
И, вода, ошеломленная такими словами,
притихла, сменив возмущенье на робость.
Тут я обернулась. На меня смотрели
самые родные в мире глаза,
самые желанные в мире губы
дарили мне свое дыхание.
И я прошептала в ответ:
«Если в мире этом, столь огромном
Отыскала губы и глаза,
Что заплачут в миг, когда мне больно,
Так не в этом ли удел земной
Всех существ, которым имя — л ю д и?
А мои мечты — трава вселенной:
Только солнышко твоей любви проглянет —
Глядь, заполонили твердь земную,
К солнышку любви твоей стремясь».
Губы коснулись губ и сотворилось великое
всепоглощающее чудо…
Ах, как зазвучала посуда,
звеня нам: «Браво!»,
и блеском, словно лучами прожектора,
засветилась от восхищения.

А я мыла посуду и думала ни о чем.

1995 г.