\из котокафе\

Мыша
— Что это? Соевая спаржа с корейской морковкой? Ты меня удивляешь.

Мыша активно обнюхивает пластиковые контейнеры с админской едой, не забывая выразить свое мнение по их поводу. Вид у нее озабоченный со всеми признаками когнитивного диссонанса — она чует мясо, но не может его увидеть.

Рядом собирается цыганская толпа: Эсхата, Пуся и Забава. Цель у них одна, но методы кардинально отличаются. Забава смотрит издали вожделеющим взглядом, под серой шерстью она краснеет от стыда, но ничего не может поделать со своим проклятым чревоугодием. Стыдно. Очень стыдно. Мучительно стыдно, но дай!

Эсхате стыд неведом. Она и слова-то такого не знает, наоборот: глядя на нее любой человек чувствует мучительный стыд за то, что он сегодня ел. Глазами Эсхаты на тебя смотрят все голодные дети Африки, а судя по тому, сколько она жрет — у нее в желудке как раз туда портал.
Эсхата смотрит мне под руку, а я борюсь с рефлексом положить кусок не себе в рот, а ей.

А Пуся — сама голодающее дитё Африки. Вернее, она афрокошка, ее предки страдали от апартеида и прочих нехороших слов, поэтому большие белые люди теперь ей по гроб должны. И она это точно знает. Взгляд Пуси возмущенный и требовательный — как я смею сомневаться и медлить, давно уже должна была отдать все Пусечке и еще разок в магазин сгонять.

Пуськина беспардонность меня всегда вымораживает, посему и вкусняшка ей достается в меньшем объеме. Ибо нефиг хватать когтями и пытаться достать проглоченное у меня из пищевода.

— Нет, я все-таки не понимаю! — отвлекает меня Мыша от моих размышлений.

— Чего ты не понимаешь? Я обедаю.

— Я чувствую запах мяса, но у тебя на столе какая-то хрень. Где говядина?

— Вот — показываю я яркую этикетку Доширака — лапша со вкусом говядины.

Мыша пораженно молчит. Потом повторяет:

— И все-таки я не понимаю! Тебе сорок лет и ты до сих пор не можешь заработать себе на нормальную еду…