Ненастный день…
пост-августовский сплин
незримо просочился в мой компьютер.
Он весь в дожде, он вымок до глубин —
до самой цифровой, железной сути…
И смотрит в сад распахнутым окном
тускнеющая матовость экрана,
впуская грусть по-байтово в проём
густым белёсым облаком тумана.
Пришла пора каминов и гитар —
осенних, задушевных посиделок.
Сентябрь — виночерпий,
кочегар —
припас давно сухих, еловых веток,
берёзовых поленьев для костра.
И стал по-настоящему лиричен…
Он знает хорошо:
одна искра —
и осень загорится с первой спички…
Взметнётся вверх разбуженный огонь
осиновой пылающею медью —
по строчкам, по верхушкам диких крон,
твердя как заклинание:
«Успеть бы!» —
Успеть… успеть —
насытиться… вместить…
впитать… вобрать весь спектр многоголосья…
Напиться вусмерть / нет, не пригубить! /,
а выцедить до дна хмельную Осень…
Вновь шквальные циклоны правят бал.
Луна скатилась тыквой с небосклона…
И Золушка наполнила бокал
настойкой полу-сладкою вишнёвой.
Не в платье, не в хрустальных башмачках,
а в кедах и потёртых старых джинсах
она сидит с гитарою в руках
у жаркого камина с пьяным принцем…
А гости отрываются — кто где:
кто в бане,
кто на кухне с сигаретой,
кто с пивом на террасе при луне,
вбирая по глотку остатки лета —
ночные ароматы резеды,
бесчинство отцветающего хмеля…
И звёзды опускаются в сады,
над астрами кружась мохнатым шмелем.
Чтоб медленно вдыхать последний раз
с пыльцой живые запахи июля.
Пусть яблочно-медовый, пряный спас
варенье разливает по кастрюлям…
и балует нас сладостью —
пока…
пока ещё теплом сочится полночь,
и осень не накапала в бокал
рябины обжигающую горечь.
Светает…
петухи уже кричат…
а гости и не думают ложиться…
Тихонько подойди из-за плеча
к задумчивой колдунье в старых джинсах…
Невидимо коснись её руки —
родной и тёплой хрупкости запястья…
Пусть трижды просигналят петухи —
начало дня,
а с ним — начало счастья —
бесхитростной симфонии дождя,
мелодии упрямых георгинов…
Где больше никого…
лишь ты… и я…
в формате опьяняющего сплина.