Будет новое утро, и будет всё as you wish:
будут улицы, переходы, дома, мосты.
Будет солнце нырять в ладони с нагретых крыш,
чьи-то губы на волю выпустят сизый дым.
Будет небо и море, следы на песке и шторм,
поцелуй на закате и вкус табака во рту,
и венок из ромашек, и приторно-горький ром.
…а потом ты возьмешь и влюбишься в темноту.
Темноте этой будет около двадцати:
джинсы рваные, и вихры, и витой браслет,
ты споткнешься как будто о камешек на пути,
об его до смешного насмешливое ''привет''.
И приличней бы хмыкнуть и просто податься прочь,
(с проходимцами разговаривать не к лицу),
но на донышке глаз его будет плескаться ночь,
что подходит по цвету к гагатовому кольцу.
И холодными пальцами (резкий контраст с жарой),
он легко прикоснется к изгибам твоих ключиц,
и рубашка, пропахшая травами и резедой,
плавно скатится вниз. Лишившись своих границ,
утонув в восхитительно черных его зрачках,
зачарованной змейкой, что заворожил факир,
став послушной и мягкой глиной в его руках,
постепенно лишаясь смелости, воли, сил,
ты забудешь о том, что ночи короткий век,
что с рассветом она рассеется, словно дым.
…и однажды ты просто услышишь глухое ''нет'',
и однажды волна размоет его следы.
В ожидании полночи, светлые дни кляня,
одеваясь лишь в черное, выключив в доме свет,
не желая ни моря, ни солнца, ни янтаря,
будешь в тени любой его находить силуэт.
Ах, прости, что так горько, что в шутках я так жесток,
что играю с сердцами, как клоун из шапито.
И для бога любви, я, наверное, очень плох,
но пока торопись — электричка не ждет в метро.
Хочешь, я расскажу тебе главный его секрет? -
(пусть волнуется море, но ты, как скала, замри),
он хранит своё сердце в коробке из-под конфет
для больных диабетом,
с надписью: ''sugar free''.