Однажды возле дома ходжи рассорились два его соседа. Хай подняли такой, что ходжа был вынужден выйти к ним. Он отвел первого в сторонку. Тот изложил ему все и в конце спросил: «Ну как? Разве я неправ?» Ходжа охотно поддержал его: «Ты прав, братец! Сейчас я объясню этому шакалу, что ты прав. Иди спокойно себе». Ходжа подошел ко второму, тот рассказал ему дело, разумеется, пристрастно, в выгодном для себя свете. «Ну, ходжа, что ты скажешь? Разве я не прав?» Ходжа ответил: «Конечно, ты прав! Я ему так и объяснил, собаке, и он, видишь, понял твою правоту и ушел устыженный!». Ходжа довольный вошел домой, но тут жена потребовала объяснений: «Эфенди, я тут слышала все, говорили вы возле окна. Как же это получается? И тот прав, и этот прав! Разве могут быть правы одновременно два спорящих человека?» Ходжа спокойно сказал: «И ты права, жена! Успокойся».

Заискивающий миротворец со всеми соглашается, постоянно ожидая одобрения к себе.

Заискиванье никогда не расстается со страхом вызвать чье-то недовольство, а от него один шаг к недоброжелательству. Это уже опасно, как бы чего не вышло? Заискиванье с убежденностью фаталиста воспринимает потенциальную опасность как неотвратимость судьбы. Что начинается плохо, заканчивается еще хуже. Если срочно ничего не предпринять, все свершится в худшем виде. Нависшая угроза лишает заискиванье сна и покоя. Наученное горьким опытом прошлых переживаний, оно панически боится недовольства окружающих, воспринимая его как плохой знак судьбы. Мафия присылала приговоренному на смерть предателю дохлую рыбу. Заискиванье, приравняв недовольство к себе с черной меткой, всеми силами старается снискать расположение к себе.

Свои действия оно оправдывает жизненной логикой, не понимая, что истинная причина его поведения — неуверенность в себе, бесхарактерность, низкая самооценка, отсутствие выдержки и самообладания. Даже тело заискивающего человека кричит окружающим: «Я — беспомощно! Я — ничтожество, я никто и звать меня «Никак!». Весь его облик взывает к людям: «Поддержите и пожалейте меня». Там, где уверенный человек не будет испытывать никаких опасений, заискиванье раздует в своей душе пожар от малейшего беспокойства, простого безразличия, равнодушия или не желания с ним общаться.

Излюбленная поза заискиванья, в которой неосознанно всегда пребывает его тело, чревато последствиями: болят глаза, голова и шея. Попробуй крепко держать мину заискивающего человека, для этого надо постоянно смотреть «снизу — вверх» и натужно улыбаться. Ох, и трудная это работа — заискивать! Голос загадочно подвергается мутации, раскатистый бас и бархатный баритон движутся к колоратурному сопрано. Федор Шаляпин становится Робертино Лоретти — голос искусственно завышается, становясь неприятно писклявым. От ненормального напряжения голосовых связок голос садится, заискиванье, поговорив с «нужным» человеком, начинает хрипеть и кашлять.

В итоге оно вредит самому себе. Стараясь быть невидимкой жизни, оно лишается возможности предъявить миру свои лучшие качества и презентовать достоинства своих помыслов. Заискиванье — это негатив фотографии, не желающий когда-либо проявиться. Невозможно добиться успеха, следуя стратегии «не высовываться» и линии поведения «избегания» малейших угроз конфликта и неприятностей. Умение ладить со всеми людьми — признак разумной личности, но в заискиванье это положительное свойство приобретает свою отрицательную крайность. Желая быть уважаемым человеком, он растворился в реактиве жизни. Как можно позиционировать себя и не стать препятствием на пути других? Фаворитами успеха становятся четко проявленные личности. Окружающие, встретившись с человеком на задних лапках, ощущают лишь сильное чувство вины, воспринимая его как немой укор своему положению, богатству и счастью.

В мире страстей и желаний люди время от времени вынуждены искать чьей-то поддержки, защиты и расположения, искать компромиссных решений и альтернативных вариантов. В отличие от большинства людей заискиванье видит в этом единственно приемлемое средство достижения своих корыстных целей. Убедив себя, что цель оправдывает средства, оно унижается, пресмыкается, лижет известные места, теряя при этом человеческое достоинство.