Тебе нечего опасаться: твои тайны надежно скрыты. Запрещаю к ним прикасаться, ведь они в мои руки вшиты. Запрещаю звучать им громко, я ведь спрятала их в свой голос,

их я ревностно защищаю, вместо бантов вплетая в волос.

Я даю тебе шансы сдаться, опекая твои секреты. Если б было, куда податься, я б и знать не хотела, где ты. Я не вижу другой дороги, даже если стою пред нею.

Сколько стоит такое сердце, чтоб позволило быть сильнее?

Я — сама себе агитатор, я — раздор себе и помеха. Твои тайны — огромный кратер, незаштопанная прореха. Я смотрю на них и не знаю, было ль что-то когда-то правдой

или сладким пустым туманом из розовой сладкой ваты.

Мне не жалко таких метафор, мне не жалко гипербол даже. И такой, как ты, провокатор, достоин порядка стражи, достоин судебных исков и маленьких наказаний.

Тебя не спасет, преступник, ни одно из твоих признаний.

Меня не спасет любое из сотни моих «поличных». Тридцать кубиков мощной боли — о таком не кричат публично, о смертельных инъекциях пишут, прикрывая слова руками, над бумагой почти не дышат, заливают ее слезами;

Но я больше не плачу, это больше с ног меня не сбивает. Я с трудом выношу советы и всех тех, кто их предлагает. Я с трудом наблюдаю счастье на лице ее ненавистном.

И такая дурная зависть разве лучшего чувства признак?

Ты не трус, ну, а я, напротив, избегаю любого взгляда. И однажды, боюсь, на свете станешь всем, что мне будет надо. Эти глупые мои сказки обесценятся, как монеты; все блеклые мои краски, наконец, заиграют в цвете, и я этого опасаюсь, словно черт ненавидит ладан. Не без дрожи тебя касаюсь, не без дрожи бываю рядом. Я отчаянно жду здесь титры, после них мой герой вернется!..

И все это — большие игры, пока кто-нибудь не свихнется.