Что ж ты, жизнь моя, так зло на куролесила?
В мае маяться — беда невелика.
Ты сумела целовать легко и весело
И наотмашь бить — не дрогнула рука.
Закружило, за тужило, занедужило,
Разметало по оврагам цвет и свет.
Увожу с собою брошенное кружево
Слишком пряных, невозможно пьяных лет.
Промолчали, никому меня не выдали
Обгоревшие каштановые сны,
Схоронили у подснежниковых выталин
Грусть и радость…
Почему теперь пресны
Дорогие пасторали побережные? —
Там никто не лечит галечную боль.
Только ветер-лицедей под липой вежливо
Повторяет не доигранную роль.
Повторяет, забывает, запинается,
Забродившую облизывает ветвь
И стихает там, где ива-бесприданница
В зазеркалии ручья полощет плеть…
Всё откружится, оттужит, отнедужится,
По живому ляжет рельсовая нить.
Увожу с собою то, что не забудется,
Что нельзя ни потерять, ни обронить.
Не простившись, не простив, без объяснения
За спиной сжигаем память и мосты.
…Повторяю троп из позднего Есенина:
«Дорогая… плачу я…
Прости…
Прости…*